– Поздно вы. Спит Эура.
– Тихо что-то,– проговорил Генри, припав ухом к замочной скважине.
– Она что, храпеть должна, как сонный тролль? – Усмехнулась Метхильд. – Или стонать как медведица? Спит она, как мышка, как и положено благородной госпоже.
При упоминании о медведице уши Генри стали пунцовыми. Бирной или «медвежонком» звали девушку, с которой Эура застала их накануне в конюшне. Конечно, Эура поклялась ничего не рассказывать ни отцу, ни родителям его невесты, но слухи ползли по поместью.
Мимолётное чувство неловкости, однако, не помешало Генри заглянуть в замочную скважину. Луна освещала комнату желтоватым тусклым светом: одежда валялась на стуле, и перина была чуть приподнята.
– Эура, дочка, ты спишь? – Громко спросила няня, но фигура на кровати даже не шевельнулась.
– Может, действительно спит? – Задумчиво протянул Генри. – Она сегодня с братьями на охоту ездила. Может, устала?
– С братьями? – Усмехнулся Хайдгер. – Ты же тоже, вроде бы, брат?
– Не господское это дело по лесам шататься. В Снерхольме дел хватает.
– Не нравится мне это. Слишком тихо, да и тянет из комнаты, словно окно открыто. Как бы ни случилось чего… – Покачала головой Метхильд. – Эура, доченька, открывай дверь.
– Ключи есть? – Глухо спросил Хайдгер.
Медовуха, которой в дороге угостил наместник, была знатной, а вино за столом было ещё лучше, но мешать два огненных напитка было ошибкой, и теперь стук в дверь гулко отдавал в голове, а лестница медленно уплывала из-под ватных ногами.
– Нету, нету ключей. Только у госпожи Эуры есть, – развела руками женщина.
– Тогда ломать надо.
– А что госпожа Эура скажет? – Обеспокоенно спросила Метхильд.
– Ничего не скажет. Волновались мы: вдруг ей не хорошо, – проговорил Генри, ковыряя узким ножом в замке. – Хороший замок: не открывается, – раздражённо заметил он, когда лезвие, обломившись, осталось внутри. Он опёрся о дверь плечом: косяк скрипнул, но устоял.
– Отойди, малец, – усмехнулся Хайдгер.
Отодвинув Генри, мужчина навалился на дверь. Петли жалобно заскрипели, и дверь рухнула внутрь вместе с Хайдгером. Тело, лежащее на кровати, не шелохнулось. Выхватив обломанный стилет, Генри бросился к кровати. Метхильд, закрыв лицо руками, истошно завизжала. Кинжал, пронзив шелковую ткань перин, застрял между досками кровати. Перья порванных подушек белыми хлопьями разлетелись по комнате. Хайдгер, быстро трезвея, вытер вспотевший лоб.