Когда мы гостили в Петербурге у моих родителей, муж стал себя плохо чувствовать, начал сильно худеть, и по ночам повторялись какие-то непонятные припадки страха и боязни смерти. На все мои тревожные вопросы он отвечал лишь криком: «Умираю, умираю!» В испуге я бегала за доктором, но ни один не мог понять его болезни, так как он ни на что не жаловался. Симптомы же были такие: он очень много пил воды, и совсем мало ел, и плохо спал. При этом невероятно худел.
Тогда мы решили обратиться к известному специалисту по нервным болезням. Профессор, выслушав и осмотрев больного, отозвал меня в сторону и сказал, что болезнь его опасна, надо серьезно лечиться, держать строгую диету, и приказал мне на следующий день принести ему анализ. Все это я в точности исполнила, после чего профессор поставил такой диагноз: сахарная болезнь в очень сильной и запущенной форме, случай почти неизлечимый. Жить может не больше месяца.
Выслушав этот приговор, я от страха почти лишилась чувств. А надо было во что бы то ни стало скрыть от мужа вынесенное заключение. Он вообще был страшно мнителен и подозрителен, что касалось его болезни. Надо было после визита к доктору казаться веселой и беззаботной, чтобы его не напугать. Он очень любил жизнь.
Шли дни, муж худел не по дням, а по часам. Из полного, здорового мужчины он превращался в скелет. Платья его висели на нем, как на вешалке. Он совсем лишился сна и аппетита. Все, видимо, шло к концу, как предсказал профессор. И вот тогда наш дом посетил о. Иоанн Кронштадтский, приехавший навестить свою крестницу, дочь домовладельца. Услышав об этом, я и сестры сейчас же выскочили из-за стола (мы обедали в это время) и побежали на лестницу, боясь его пропустить. Муж, хотя и был лютеранин, пошел за нами, желая тоже видеть его. А лестница была полна народа, из всех квартир и с улицы. Толпа не позволяла двигаться.
С большим трудом и при моей помощи муж пробрался сквозь толпу и прошел в сторону, и стал возле дверей комнаты швейцара. Я же вернулась назад, в надежде получить от о. Иоанна благословение. Он как раз спускался с лестницы очень быстро, не останавливаясь и ни на кого не глядя, занятый только тем, чтобы скорее очутиться на свободе. Впереди него бежал человек, расталкивавший, довольно бесцеремонно, толпу.