– Брось, парень, нельзя вспомнить то, чего не знаешь. Я ведь не забыл… Я действительно не прислушивался. А ведь мог… я мог…
Юноша откинулся на спинку стула и прижался щекой к ушам кота. Глаз своих он по-прежнему не показывал.
– Мне-то почудилось, что ты готов сделать все, чтобы спасти своего ребёнка, – насмешливо сказал он.
Ирвин тряхнул головой, прогоняя хмель, наклонился ближе, чтобы разглядеть лицо собеседника, но сумел увидеть только круглый по-детски мягкий подбородок, явно не так давно познакомившийся с бритвой. Все остальное было закрыто длинной челкой и кошачьим ухом.
– Я не видел тебя раньше. Откуда ты взялся?
– Разве ЭТО так важно?
– Чего ты хочешь, кошачья ты душа?
Юноша не сдержал улыбки: прозвище его явно порадовало.
– Я хочу помочь, – сказал он. – Хоть вы этого не заслуживаете.
– В чем же, позволь узнать, мы провинились? – Ирвин был уже почти трезв, а потому почти зол. – Уж не тем ли, что разделались с бедной беззащитной ведьмой?
– Может и этим…
– Придержи-ка себя за язык, малыш. Ты знаешь, что я могу донести на тебя? В этом случае ты рискуешь пойти вслед за ней.
– Для того чтобы доносить, надо знать на кого доносишь. Разве ты знаешь мое имя?
– Не знаю. И доносить на тебя не собираюсь. Знаешь почему?
– Потому что в глубине души ты сожалеешь о том, что вы дали сжечь Эльвин. И даже не потому, что ваши дети теперь умирают. Ты действительно раскаиваешься.
Ирвин усмехнулся:
– Да ну?
Неизвестный молча прятал улыбку в кошачий загривок. И с лица Ирвина медленно сползла ухмылка. Остатки хмеля развеялись. Юноша сказал правду, хотя изначально Ирвин и не думал о раскаянии.
– Ты… кто?
– Ты разрешишь мне помочь?
Ирвин протянул руку, чтобы откинуть волосы с глаз собеседника и увидеть, наконец, с кем он разговаривает, но юноша перехватил его руку на полпути.
– Разрешишь или нет? Подумай – может, я в последний раз предлагаю?
И тогда Ирвин сдался. Почувствовав это, юноша рывком наклонил голову набок, резко, словно уронил ее. Пряди его волос съехали на сторону, и Ирвин увидел угольно-черный глаз, из которого блеснул вдруг резкий ярко-синий огонек, того ясного чистого цвета, каким бывает небо в майское утро. От пронзительного холодноватого блеска неожиданно повеяло жаром и запахло дымом…
…Ирвин снова стоял на площади перед церковью и с задумчивой неприязнью смотрел, как разгораются дрова и трепещущие на ветру, гудящие языки пламени тянутся к ногам плачущей девушки. Из толпы слышатся насмешливые голоса и ведьма по имени Эльвин («разве я знаю её имя?») отворачивается, смотрит в сторону. Потом, вдруг вытягивается во весь рост, и кричит, захлебываясь слезами и кашлем. Чтобы разобрать слова, Ирвин идет вперед, так, что костер оказывается совсем близко, и слышит, наконец-то, что хотел: