— Э-эх. Катя, хоть что подскажи. Всё
равно найду ведь гада.
— Не надо, не ищи…
Показалось или просто задул так
ветер? Поколебал, издёргал сизый табачный дым — но Григорию
показалось на миг, что призрак ему испугался.
Ладно, призрак есть призрак, в очную
ставку его всё одно не поставишь, на дыбу тем более. Слова его все
едино останутся ветром. Искать, так искать, и самому — а решившись
и тем более пообещав вслух, Григорий за дело взялся серьёзно. Эх,
жаль тут не лесная охота, а он не гончий или там борзой пёс. Взял
след — и беги по нему, распутывай петли. Здесь-то след есть, а куда
пока бежать — неясно.
«Ты, Гришка, когда так шатаешься —
больше на медведя похож», — сказала призрак, мелодично и звонко,
прямо в ухо, будто и рассмеявшись.
Григорий только пожал плечами и
улыбнулся тени в ответ.
Обошёл её хоромину дважды,
пересчитал заборные планки — две сбиты, на честном слове торчат. В
противоположную от улицы сторону, а дальше тропка к реке. «Учтём»,
— хмыкнул про себя Григорий, припомнил всё, чего слышал с утра.
Почесал в затылке — снова, и опять услышал между ушей звенящее,
призрачное: «Дыру протрё-ё-ёшь».
— Не, не протру. Одно жалко, мужик,
что тебя ножом ткнул — мелкий. Я ж его, когда бить буду — завалю,
прежде чем разогреюсь…
Снова фырчание, неслышный — но
словно обиженный глас:
«Говорю же, не видела я его. Почему
не веришь? И почему мужик, а не баба?»
Григорий в ответ хмыкнул,
обрадовавшись возможности поговорить:
— Не-а, — сказал он, подняв для
убедительности палец, — баба, если кого изводить начинает — так
изводит до основания и только потом соображает — зачем. Наши как
пойдут сковородкой махать… Одним ударом тут вряд ли бы дело
ограничилось. Была бы каша, на ремни бы искромсали… ой, извини. А
потом женский клинок — он в два раза шире и изогнутый, как… —
улыбнулся, с силой прибил похабную шутку, гуляющую по слободам.
Почесал в затылке: — Не-а, мужик он был. Мелкий, ниже забора.
Кусачий только, что твой комар.
Прозвенели церковные купола,
«лунный» шар в вышине затрещал и закрутился, бросил на улицу и во
дворы поток мутно жёлтого, но яркого света.
— Богато живут, станичники, —
проговорил Григорий медленно, поднял голову через забор, оглядел
тихую ночную улицу.
Шар был один-единственный, но светил
ярко, освещая улицу от заставы с рогатками до церкви и губной избы.
Заборы, деревья, коньки, крыши и верхние светлицы теремов… Залаяли
первые собаки, звеня вёдрами — прошла опоздавшая баба, караульщики
у рогаток закричали протяжно и бессмысленно, развлекаясь и пугая
воров.