– Будет ли мне позволено встретиться с вами снова, по одному деликатному вопросу, уважаемый господин Модильяни? – осведомился почтеннейший напоследок. И, получив утвердительный ответ, окончательно укрепился в своём решении – разузнать как можно подробнее об этом достойнейшем и благородном муже.
А встретиться, конечно, надо было. Хотя бы для того, чтобы уточнить, каким образом отблагодарить светлейшего герцога за оказанное благодеяние. Достаточно ли осведомлен Омар Юсуф ибн Шайриф о нраве и привычках государя провинции? Что тому понравится, а что может разгневать? Люди, конечно, везде одинаковы и любят получать благодарность, но как знать – не истолкует ли его дары превратно тот, кто, как утверждают, гордится своей беспристрастностью?
Суммир задумался. Воззвал к ещё крепкой памяти – и мысленно поставил рядом своего солнцеподобного друга – Великого султана Баязеда – и Великого герцога прекрасной Галлии. Властители разных держав, овеянных милостью разных пророков, были, тем не менее, неуловимо схожи, и не внешностью – сутью. А значит, что пришлось бы по нраву одному, могло подойти и другому. Вспыльчивый Баязед мог и оскорбиться, получив богатый подарок от семьи оправданного счастливца, ибо считал, что справедливость естественна, праведный суд есть священный долг правителя, и единственной благодарностью может быть ещё большая вера его народа и благоволение Аллаха. Всё, что более того – от Иблиса, и недостойно правителя. Впрочем, некоторые, особо желающие выразить обуревавшую благодарность, шли на хитрость: преподносили дары, предназначенные для жемчужин его гарема, дабы те ещё более тешили взор сиятельного господина своей небесной красотой. Своих «жемчужин» Баязед любил, к слабостям их относился снисходительно и, как правило, побаловать красавиц не отказывался. Отчего бы и Суммиру не придумать нечто подобное?
Но вот беда – у этих галлов нет гаремов…
Зато достоверно известно, что у светлейшего герцога есть любимая и единственная златокудрая пери. И что мешает счастливому отцу чудом спасённой дочери порадовать небесную деву какой-нибудь приятной безделицей?
Но… тоньше надо действовать, тоньше. И уж непременно посоветоваться с синеглазым визирем.
***
Гарема – в европейском понимании этого слова – у светлейшего герцога, конечно, не имелось; но вот то, что в восточных домах обозначалось как «харам» – «женская половина» – разумеется, присутствовало. И столь учтивому и воспитанному «синеглазому визирю», что произвёл на восточного гостя незабываемое впечатление, нет-нет, да и приходилось не то чтобы вмешиваться в управление этим своеобразным государством, но подправлять директивы и указания своей грозной матушки, а иногда и просто помочь. В решении хозяйственных дел госпоже Аглае Модильяни не было равных; но даже у неё порой возникали вопросы весьма… м-м-м… щекотливого характера, за решением которых она не считала зазорным обращаться к сыну. Да, конечно, кому, как не ей, знать характер, привычки и обычаи герцога д’Эстре, которого она вскормила и вырастила, и как он поведёт себя в ответ на то или иное нововведение. Но у матушки Аглаи, хоть и не разбирающейся в политике, хватало ума понять, что маленький Жильберт, которому она когда-то выговаривала за детские шалости и шлёпала по рукам за воровство ягод с грядок, и нынешний Его Светлость – не одно и то же. Какая-то мелочь вроде невнимательного или безответственного подхода к найму работницы или к ужину для важного гостя может навредить не только хозяину, но и всей провинции. А потому – иной раз, прежде чем распорядиться, нелишним будет посоветоваться.