– Ciao, – развязно кинула она ему.
В стиле общения этой пятидесятилетней особы с жильцами и гостями их многоквартирного пятиэтажного дома скользила нотка какого-то разочарованного панибратства. Словно в далёком прошлом все они были её задушевными друзьями, которые в последствии её предали, но она, хоть уже никому из них не доверяла, всё же продолжала с ними здороваться.
– Sempre con questo shampoo>1, – пробормотал совсем неслышно Саша, подъезжая к первому красному светофору.
Он никак не мог привыкнуть к этой миланской манере мыть тротуары с мылом. Выйдешь утром на улицу, а тебя встречает не свежий и даже не городской, пропитанный выхлопными газами воздух, а какая-то дешёвая химия собачьего шампуня. Догадки о пасмурности подтвердились и даже усугубились. Дождь собирался вскоре посмеяться над Сильваной и её ритуалом мойки асфальта, равно как над Сашей и его верностью двухколесному другу.
Загорелся зелёный, Саша свернул в широкую каштановую аллею, разделявшую встречные полосы движения проспекта Независимости. Там воздух казался чище, и там царила поступательная монотонность деревьев, ствол за стволом спешащих повторить себя в порыве сочувственной заботы о путнике. Гиганты позволяли лилипуту на миг утонуть в себе, забыв о городе. Он перестал крутить педали, и велосипед катился сам по себе по маленькому туннелю безвременья.
Последние недели он работал над видеороликом на музыку Германа, друга Марио. В основу сюжета была положена история курильщика гашиша, которого за скудностью бюджета сыграл сам Герман. Он как бы покупал наркотик в аптеке, забивал косяк в парке и выкуривал его там же, сидя на скамейке. После чего предавался расслабленным невинным фантазиям и уходил, не сделав никому никакого вреда. Если задумка удастся, любители скандалов клюнут на сивушную суть видео, и шумиха привлечет внимание к музыкальному таланту Германа и режиссерским способностям Саши.
Вчера перед сном он закончил монтаж отрывка, где одинокий герой, удаляясь, растворялся в черно-белом варианте этой каштановой аллеи. И было нечто колдовское в том, что как только Саша попал в сень деревьев, он сам исчез, и вместе с ним исчезли его велосипед, лежащий на лавочке ещё не протрезвевший бомж, старая грязная болонка в леопардовом комбинезоне в тон сапогам её не первой свежести хозяйки и их соединяющая нить поводка, а вдоль аллеи шёл долговязый Герман, пересекая кадр наискосок из левого нижнего угла в правый верхний. Осенние краски побледнели до обесцвечивания, вечернее солнце, торжествуя, пробивалось сквозь утренние облака. Созданный им образ затмил свой подлинник. Его многолетняя знакомая ассоциировалась с монохромной дорогой на закат для одинокого спутника, роль которой однажды сыграла. «Наверное, теперь так будет каждый раз», – думал Саша, забыв об опоздании.