Его живые глаза в очках в золотой оправе скользили по многочисленным снимкам ужасов, развешанным по стенам.
– Знаете, малыш Дэвид, мы, конечно, можем бросить все дела и заняться этим вашим юношей. У нас ведь всего лишь несколько сотен тысяч военных преступников, которые с нетерпением ожидают нашего внимания. Но это мелочи. Не будем говорить о миллионах: мужчинах, женщинах и детях, которые уже умерли, умирают и еще умрут.
Концовка разговора была очень эффектной. У него была просто страсть или, точнее, садистская потребность к подобным финалам. Своим изощренным сарказмом он любил заткнуть рот собеседнику. Однако было заметно, что рассказ о юном австрийце заинтересовал Тарраса. Поэтому через два дня, 10 мая, он все-таки навестил мальчика. С теми, кто находился в этом бараке, он общался на разных языках: русском, немецком, польском и венгерском. На юношу он бросил всего лишь беглый взгляд. Так мне показалось, но для Тарраса и этого было достаточно.
Чувства, которые испытал Таррас, увидев юного австрийца, были точно такими же, какие испытал и Дэвид Сеттиньяз. Но была все же одна очень существенная разница: он был потрясен не меньше Дэвида и знал почему. Он увидел поразительное сходство глаз чудом уцелевшего незнакомого юноши с глазами знакомого ему человека – физика Роберта Оппенгеймера. С профессором Таррас обменялся несколькими фразами в Принстоне, на званом завтраке у Альберта Эйнштейна. Светлые зрачки в бездне огромных глаз, погруженных в какую-то неведомую глубину, в какую-то отрешенную грезу, непостижимую простому человеческому уму, простому смертному. Тайна гения – это была именно она, и Таррас увидел и узнал ее здесь, в концлагере.
«А ведь этому юноше не больше восемнадцати», – подумал про себя Джордж Таррас.
В последующие дни Джордж Таррас и Дэвид Сеттиньяз занимались непосредственно своими служебными обязанностями по расследованию преступлений в Маутхаузене. Основную часть времени отнимала работа с полицейскими, проводящими расследования по доносам. Они составляли списки тех, кто отвечал за функционирование лагеря. На всех лиц, вошедших в эти списки, нужно было составить досье, содержащие свидетельские показания. Позднее все это будет использоваться в военном трибунале, рассматривающем, в частности, военные преступления в лагерях Дахау и Маутхаузен.