— А может быть, вы рассмотрите кандидатуру Франсуа Понсе? —
предложил Пьер Лаваль. — Он имеет богатый опыт взаимодействия с
Германским рейхом и Королевством Италия — это очень ценное качество
для дипломата.
— Нет, — покачал головой маршал Петен. — Мы начинаем с чистого
листа. Мне не нужны сейчас связи и контакты, привычные для
кого-либо послы и удобные дипломаты — мы будем диктовать свою волю,
а не пытаться приластиться и договориться. Франция никогда не будет
удобной для кого-либо.
— Я понимаю, Ваше Превосходительство, — склонил голову
Лаваль.
— Займись внутренней политикой, — велел ему маршал. — По
остальным кандидатам в кабинет у меня нет вопросов. Но имей в виду,
что спрашивать потом я буду с тебя и только тебя.
— Хорошо, — кивнул Пьер.
— А внешнюю политику оставь мне — я знаю, что делать, —
задумчиво произнёс Филипп.
*30 июля 1940
года*
«Охренеть…» — подумал Аркадий, глядя на Литвинова.
— Этот договор не предусматривает прямого военного участия
Франции, но гарантирует, что Германский рейх будет получать от неё
ценные ресурсы для промышленности, — продолжил наркоминдел. — В
основном, конечно же, железную руду, уголь и бокситы. Также они
намерены полностью удовлетворить германскую потребность в
продовольствии.
Теперь французы и немцы — друзья навек, поэтому ресурсы будут
поступать в Германию добровольно, с танцами и музыкой.
Сценарий оккупации Франции Адольфом точно рассматривался, но он
не рискнул — и, как оказалось, не прогадал.
Он таким осторожным в своих планах стал не потому, что у него в
голове разрушился тандем «слабоумие и отвага», а из-за резкого
усиления Советского Союза. Красная Армия ещё ни разу не
проигрывала, каждая её война заканчивалась очень плохо для
оппонентов — это веский повод планировать осторожно.
— Также наша дипмиссия сообщает о том, что правительство Франции
готово рассмотреть выдачу Германии государственного займа, —
сообщил Литвинов. — Условия, пока что, неизвестны, но очевидно, что
это будет очень выгодно для Германии, остро нуждающейся в
ресурсах.
— Так вот почему они всё это время молчали… — произнёс Аркадий
задумчиво.
Весь 1939 год во Франции — это год политического кризиса.
Правительства менялись, как одноразовые перчатки, общество
находилось в состоянии открытой паники, а закономерным итогом всему
этому стало появление «твёрдой маршальской руки».