Струмилин и Женя переглянулись. В глазах Струмилина заблестели веселые огоньки.
– Вы не философ, случаем? – спросил он.
– Нет, – ответил Богачев, – к счастью, я не философ. А ваша работа в кинематографе, – он посмотрел на Женю, – мне очень нравится. Вы здорово играете: честно, на всю железку.
Струмилин засмеялся, а Женя сказала:
– Спасибо вам большое.
Богачев смутился и начал внимательно изучать меню, хотя заказ он уже сделал.
«Не хватало, чтобы я в нее влюбился, – подумал он. – Романтичная получится история».
Джаз заиграл медленную, спокойную музыку. Богачев поднял голову, посмотрел на Женю и попросил:
– Давайте пойдем потанцуем, а?
Женя поднялась из-за стола и ответила:
– Пошли.
Они танцевали, и Женя все время чувствовала на себе взгляд Ники.
– Ваш папа не будет сердиться? – спросил Богачев.
– Нет, не будет.
– Вы танцуете так же хорошо, как играете в кино.
– Вы тоже очень хорошо танцуете.
– Я знаю.
Женя улыбнулась.
– Нет, верно, я знаю. Я учился в школе танцев, когда был в ремесленном.
– Что вы делали в ремесленном?
– Вкалывал.
– Вкалывали?
– Ну да.
– А зачем же школа танцев?
– Обидно было. Школьники все пижоны, а мы работяги. Ну вот, я и решил постоять за честь рабочего класса. Мы ходили к ним в школу на вечера и танцевали, как боги.
– Как боги?
Теперь засмеялся Богачев.
– Это к тому, что нам неизвестно, как танцуют боги и танцуют ли они вообще?
– Конечно.
– Боги танцуют, – убежденно сказал Богачев. – Боги танцуют липси, когда им грустно.
Музыка кончилась. Богачев шел с Женей между столиками. Ника смотрел на Женю. Ей вдруг стало весело и захотелось показать ему язык. Почему ей захотелось это сделать, она не поняла, но желание такое появилось, и оно было острое. Жене стоило труда удержаться и не показать Нике язык.
«Почему его зовут Ника? – подумала она. – Так зовут балованных детей. Это хорошо, что его зовут Никой. Если бы его звали как-нибудь по-мужски, мне бы не захотелось показать ему язык. И мне было бы неприятно танцевать с другим. А мне приятно танцевать с этим парнем, хотя он весь какой-то непонятный и смешной. Но это хорошо, когда мужчина смешной. Значит, он смелый. Или – добрый».
Когда они пришли к столу, Струмилин уже расплатился.
– Пойдем, Жека, – предложил он, – пойдем, дочка, а то мне завтра рано вставать. Спасибо тебе, мне было хорошо. И все стало хорошо, потому что мы зашли сюда с тобой.