— Что это, милорд?
— Руна. Поможет тебе в сложных ситуациях. Трижды. Но с каждым разом её сила будет слабеть. Поэтому будь осмотрительна, используя магию на необдуманные желания. Это твоя защита от обидчиков и моя поддержка.
— Милорд... — Колин прикусила губу и нахмурилась. — Вы... Вы так великодушны!
Девушка сделала к нему неуверенный шаг. Смятение на её лице, сожаление и даже раскаяние засветились в широко распахнутых глазах. Колин явно не ожидала, что откровения будут восприняты так спокойно.
Ридерик с усмешкой наблюдал за замешательством бывшей любимой.
— И вы не злитесь на меня? — недоверчиво уточнила она.
Альросский покачал головой и улыбнулся, глядя, как Колин протянула руки.
— Можно вас обнять, милорд?
— Можно.
Он раскрыл объятья, несильно прижал к себе девушку. Вдохнул сладковатый, давно знакомый запах её волос. Тонкий, даже нежный, но не такой, как у Евы. У любимой волосы пахли мягкой горечью редких цветов, растущих высоко в горах на его родине в Раниндаре. Каким образом Еве удалось смешать доступные ароматы, выбирая себе духи у дворцового парфюмера, что медовые искры вельеса, свежая прохлада и тёплая умиротворённость левды притягивали его и манили так, как дикую красную пчелу привлекают белые бутоны, цветущие лишь несколько дней в году?
— Будь счастлива.
— Благодарю вас, милорд. — Колин отстранилась, словно прочувствовав его внезапную холодность.— Я пойду?
— Иди, — отпустил её дракон.
Печаль ядовитой топью захлестнула Ридерика, пока он провожал Колин взглядом. Нет, на самом деле Альросский был рад за девушку. Счастливая улыбка, блеск в глазах не оставили его равнодушным. Оказывать милость так же приятно, как утверждать волю и власть. Только вот её радость разительно контрастировала с горечью его вынужденного одиночества, а язвительные слова, сказанные ранее, магическим клеймом легли на сердце, причиняя боль.
Пусть рыжая бестия не знала тонкостей переходов между мирами и всех способностей Ледяного дракона, у неё получилось зацепить его и всколыхнуть подавляемые тёмные чувства. Воспоминания о Еве подстегнули Альросского, словно вентайрская плеть. Её перевитые полоски из тонко выделанной кожи мёртвого дракона во время наказания вызывали у жертвы не только физические, но и адские душевные страдания.
Ридерик снова поднялся в мастерскую. Там, в просторном зале с поделками и рисунками, хранившими прикосновения и частички души Евы, он был ближе к любимой. Дракон подошёл к резному столику расположенному недалеко от окна, взял красный камень с недорисованной жар-птицей.