гнезде далай-ламы,
так с улицы виделась мне
на кухне конфорки
с фиалковым отсветом дрожь,
где нынче задворки
срезает бульдозерный нож.
Всех матриц подкорки
с собой на погост не возьмёшь.
2
В убогой глубинке
нас на лето стригли под ноль
ручною машинкой,
всегда причинявшею боль.
В седые морозы,
каких не бывает теперь,
мы вместо глюкозы
хлебали кисельную серь.
А в оттепель щепки
неслись по косицам-ручьям.
Ворсистые кепки
нам снились тогда по ночам.
А полые слепки
небес доставались грачам.
3
За рык «пидарасы!»
зарвавшегося Хруща
ища поквитаться,
мы жили на ощупь, ища
и видя мерцанье
забрезжившей было строки —
всё на расстоянье
лишь вытянутой руки.
Но нет – не даётся.
И ненаречённое впрок
впредь не наречётся.
Лишь нежности тяжкий оброк
в груди остаётся
от так и не найденных строк.
4
Мы ждали побудки,
как будто вокруг лагеря.
Мы брали попутки
за жабры в разгар декабря.
Когда ж в рукопашной
с божественным словом везло,
любой карандашный
огрызок – был наше стило.
Когда ж, может статься,
наступит нежданная вмиг
пора расставаться
и с рюмкой, и с полкою книг,
хочу попытаться
успеть заглянуть в черновик.
7
Как долго мы плыли
по жизни, в волнах хоронясь.
Как крепко любили,
с подругой губами сходясь.
То лето пылило,
то рощи багрянились, но
на этот раз было
серебряным наше руно.
Совки, аргонавты,
мы свой завершаем поход
укором «не прав ты»
уставшему смахивать пот.
И были сипаты
бореи чухонских широт.
Конец ознакомительного фрагмента.