– Но я его никогда в глаза не видел – ни до плена, ни в плену, ни после освобождения. Я даже не знаю, как он выглядит!
– Это возможно. Но повод – пусть небольшой – есть. Повод подозревать вас в причастности к деятельности антисоветских оккупационных формирований коллаброционистов. Между прочим, остатки этой власовской «армии» до сих пор действуют и создают угрозу для наших войск. Пусть незначительную, но угрозу!
– И что? Поэтому надо всех, кто был в плену, грести под одну гребенку и обвинять голословно?
– Конечно, нет. Я же сказал, что речь идет о девяноста процентах. Оставшиеся 10 из плена бежали, и к ним никаких претензий нет…
– Я тоже бежал. 7 раз за три года.
– Бежал, бежал и не добежал. Все три года только и делали, что бегали? Больше вообще ничем не занимались?
– О чем вы?
– Ну, между побегами…
– Да вы хоть понимаете, что такое «бежать из плена»?! – закипел Ивушкин. – Я читал, что во время Первой мировой немцы отпускали военнопленных из лагерей под честное слово, они бежали – и все равно их ловили.1 А с той системой охраны, которая существовала в Тюрингии, в сердце рейха, даже шаг вправо или влево сделать было нельзя!
– Понимаю, что трудно, – спокойно отвечал следователь. – Но ведь 10 процентов все же смогли это сделать. Война есть война, там всегда трудно и тяжело, да и противник попался подготовленный и жестокий. Но некоторые смогли. А некоторые – как вы, например, – нет. А на какой улице живет слово «не могу»?
Ивушкин округлили глаза.
– Не знаю.
– На улице «не хочу»! – рявкнул следователь. – Кто хочет, тот ищет возможности, а кто не хочет – причины, среди которых охрана, страх за свою жизнь, боязнь наказания, а может, и неуверенность в победе Красной Армии!
– Вы бросаетесь предположениями, а в то же время их нельзя положить в основу обвинительного приговора… Вы говорите, что солдаты Власова убивали на полях сражений и на оккупированных территориях. Но ведь я-то не убивал! Я из лагеря в жизни никуда не выходил. Да, было, предпринимал попытки бегства, но неудачные… Так какое отношение я имею к предателям? Да и до агитации меня бы никто не допустил, у них для этого свои борзописцы были…
– Ну что вы, никто вас голословно не обвиняет, – осадил нрав блюститель порядка. – Конечно, вы не принимали участие ни в агитации, ни в уничтожении наших людей. Но почему-то именно вам Ягер поручил участие в совместных учениях с солдатами вермахта, именно вам доверил управлять танком. Если бы он сомневался в вас, то на пушечный выстрел вас бы не подпустили ни к полигону, ни к чешской границе.