Анна – круглая отличница во всем: от ведения хозяйства и поддержания порядка в доме до желания угодить всем вокруг, не говоря об оценках в дневнике. Не имела подруг в школе, так как все стремились у нее списать, но не открыть перед ней душу. А уж поинтересоваться, что в душе у девочки (а что может быть интересного и увлекательного у зануды, которая живет с мамой и папой и до дрожи в коленках послушная?), не приходило в голову ни одноклассникам, ни учителям, ни даже родителям. Прибегая к последним в разные периоды детства, маленькая Анечка начинала распинаться о том, как увидела огромного жука, или о том, как учитель физкультуры перебинтовал кому-то ногу, или о Сережке из седьмого «Б», который подарил ей цветок на перемене, от чего ее сердце будто выпорхнуло птицей из груди… Родители кивали, не глядя на малышку, а затем говорили «угу» или «хорошо». На этом диалог был окончен. Участия, понимания, ответа на свои переживания девочка не получала. Со временем Аня перестала с ними чем-либо делиться, чтобы лишний раз не тревожить, не отвлекать от дел занятых людей, да и понимала, что душевные излияния бесполезны. Родители не знали о жизни Ани ничего, кроме того, что она хорошо учится, помогает по дому без понукания и почти все время молчит. Она была идеальным, очень удобным ребенком. Все делала сама, считая, что должна угодить родителям. Тогда, возможно, они полюбили бы ее больше, показывали, что нужна, обнимали, целовали. Ну хотя бы изредка. Но этого не происходило. Родители приходили с работы поздно, уставшие, как правило, обиженные на всех, в том числе и на дочь. Ужинали молча, иногда обсуждали срочные новости, укладывались спать, изредка интересуясь, есть ли у дочки плохие отметки и как ее самочувствие. О плохом самочувствии, кстати, Аня также предпочитала не сообщать «до последнего», ведь тогда ее мама делала очень сердитое лицо, выражая негодование, начинала ворчать и приговаривать, что придется опять пропустить работу и вести дочь к врачу на прием. А родителям, конечно, заняться-то больше нечем.
Анечка боялась расстроить мать, перенося порой «на ногах» ангину, грипп. А уж о рядовом насморке и кашле даже не задумывалась. Ходила в школу молча, делала домашние дела, не нарушая стабильность семьи. На проявление любви со стороны родителей самопожертвование Ани не влияло: заботы больше не становилось. Девочка все время слышала: «Иди спать, хватит болтать», «Мы устали, помолчи», «Мы работали целый день, чтобы купить тебе штаны и еду, неблагодарная», «Вставать будешь в пять утра, и будет не до игр». Аня расстраивалась, что в очередной раз огорчила своих родителей и отправлялась куда-нибудь, иногда даже не совсем понимая, куда и зачем, лишь бы уйти подальше от мамы и папы. А затем плакала, мучаясь угрызениями совести, что не соответствует ожиданиям. Из-за такого отношения родных, а также из-за постоянного их отсутствия девочка не понимала, как это – быть ребенком. Рано повзрослела и могла полностью позаботиться о себе уже в третьем классе. Приготовление еды, плетение косы по утрам, стирка и глажка своей школьной формы – все это было для нее привычными делами, сопутствующими будням. Девочка стала слишком серьезной, вдумчивой и молчаливой, ведь она была лишена радостей детства, которые испытывали ее сверстники. Не играла во дворе, потому что надо было мыть посуду или полы. У нее было мало кукол, а в те, что имелись, было некогда играть, потому что время отнимали уроки. Целыми днями Аня трудилась, словно заведенная, лишь бы заслужить любовь родителей. Где-то в душе понимала, что ее образ жизни слишком сильно отличается от того, какой вели другие дети. Девочка жаждала ласки, мечтала о родительской нежности, о простых объятиях, о прикосновениях теплых маминых губ ко лбу на ночь. Ей было не интересно, сколько и зачем трудятся родители. Вот если бы на эти деньги можно было купить чуточку любви…