Жутко, когда голова на шесте,
Как фонарь, покачнулась от ветра.
Эй! Погоди, ведь твоя-то
пока на плечах.
(из кашгарского фольклора)
Вот он у стен Кашгара2 с напряженным лицом стоит в группе людей в богатых, сильно запыленных халатах.
Мучительно долго все ждут начальника. Мучительно, потому что прямо перед ними с двух сторон на воротах висят две человеческие головы, – как ни отворачивайся, все равно они здесь.
На границе наши купцы узнали, что восстание ходжи Вали давно подавлено, с тех пор идет расправа китайцев с повстанцами.
Какие-то чиновники подходили, сея панику головокружительными обвинениями. Один говорил, что надо ехать обратно на китайский пост, где давали бумагу о пересечении границы. Другой огорошил, сказав, что все не так просто в неверной бумаге китайского поста, а, сдается ему, в караване скрываются русские шпионы, неведомо каким, но злым умыслом угрожающие лично ему и в его лице всей Поднебесной империи.
Мусабай, отбив атаку второго чиновника, пояснил своим малоопытным товарищам, что все измышления, включая намеренные неправильности в бумаге, – обычные уловки для выбивания денег из новеньких, незнакомых с порядками, набитых деньгами и товарами, припорошенных пылью пустыни и приправленных острым желанием быстрой наживы.
Наконец, часа четыре простояв вблизи черного, спекшегося украшения китайских ворот, дождались компетентного, по мнению Мусабая, человека. Одарив его подобающим образом, въехали, слава Аллаху, в город.
Копыта мягко тонут в пыли. Улица узкая, едва проедет двухколесная телега. По обеим сторонам тянутся мастерские, цирюльни, торговые лавки с мелочами, мукой, шерстью, тканями, лепешками, кислым молоком, чесночными приправами, травами съестными и лечебными. Все пахнет, киснет, тлеет, и во все это томительной струей проникает трупный запах: стоят вдоль всей улицы шесты с подвешенными клетками, в каждой клетке – человеческая голова.
Как потом узнает Валиханов, улица эта – главная, вытянутая на два примерно километра, ведет на базарную площадь с городской мечетью, и больше таких широких улиц в городе нет. Чаще всего сверху она накрывается циновками, спасающими то от жары, то от пыльных холодных бурь. Теперь проходят в городе карательные операции, поэтому циновки убраны, и клетки выставлены на обозрение не только людям, но и силам небесным. И силы небесные вместе с отрядом семипалатинских купцов вполне могут оценить жизнеспособность людей, включивших смерть в свою повседневность.