Эта долгая война - страница 8

Шрифт
Интервал


а что ей угощает он
                                    внуков погибших бойцов.
Неужели душе государства дозволена грубость?
Не о том ли скрежещет по совести
                                                          жёсткая жесть,
что лихие комбаты,
                                  прошедшие медные трубы,
обретаются в званиях
                                       дворников и сторожей?
…Он обиды не видел.
                                         Лицо его было открытым.
Он смотрел,
                     как творением мира
                                                       измотанный бог.
И сказал, что ему-то
                                      довольно и быть неубитым,
и достаточно знать, что когда-то
                                                    он сделал, что мог.

№9201

Видели безумную старуху?
Шопотом хирургу говорила:
– Доктор, ампутируйте мне руку.
Не хочу, чтобы со мной в могилу…
Жилистая. Крепкая. Простая.
– Что с тобой, мамаша? Дайте бром ей!
Тронула рукав. Не закатала.
Отвернулась. – Там остался номер.
Был хирург с людской бедою свычен,
Только и его обдало жаром.
Это – как в лицо прожектор с вышки.
Это – как вдогонку лай овчарок.
…А старуха истово твердила:
– Не хочу, чтобы со мной в могилу…

Дети войны

Поколение, поколение
урождения предвоенного!…
Всё запомнила наша нация:
оккупация, эвакуация…
Школы тёмные проморожены,
стынут ноги в дырявых валенках.
Был богатством платок в горошину.
Был закон: не обидеть маленьких.
Были в штатском мужчины – странными.
Были женщины в лётных кителях;
обручальные кольца родителей
в оборонные фонды сданные;
провожания эшелонные;
мама в чёрном – белее извести…
Это ясно – когда похоронная;
было хуже – пропавший без вести.
Шепчет мальчик: хлебушка хочется…
– Где же взять то? – горюет бабушка —
Хлеб по триста рублей буханочка!…
С той поры у мальчика комплексы —
отвращение к спекуляции.
Проходящие танки клацали.
Каждой ночью всё ближе зарево.
Вот, фашисты уже в Захарово…
Отдаляется всё, естественно.
Остаются прививки оспины.
О концерте в военном госпитале
не забудет никак Рождественский.
Остаётся в блокаде Воронов,
с той зимы, застрявшей под Пулковом…
Что же, нет ничего зазорного,
в том, что нас не сразило пулями.
Выше шли свинцовые вееры.
Мы в отцов и в победу верили…
Как ты нынче живёшь, поколение
Предвоенного урождения?

Сказка про солдатский рай