Это точно про меня говорят. И ладонь я же на своём лбу ощутил?
На своём ли? Почему я поручик? Я же капитаном был...
Спасительное беспамятство в очередной раз мягко приняло
запаниковавшее сознание в свои ласковые объятия. И я не противился,
там хоть отдохну от этого окружающего непонятного.
Возвращаться в реальность очень не хотелось. Так там хорошо, в
беспамятстве-то, тепло и никаких забот, а здесь сразу боль от
никуда не пропавших за это время игл, и такое поганое чувство
беспомощности. А ещё запахи. Я даже доносящиеся тяжёлые запахи из
дальнего конца коридора могу унюхать, не говоря уже о своих
собственных ароматах залежавшегося тела. Дышать прямо нечем. Так и
с ума можно сойти от этой вони. И мой слух. Как будто бы им
компенсировали отсутствие зрения и подвижности. Всё слышу, так же
хорошо, как и обоняю. Дурдом. Были бы руки, какие-нибудь затычки бы
в уши вставил. Это же каждый шорох по мозгам словно кувалдой по
наковальне бьёт. Кошмар. Боже милостивый, верни меня обратно...
Очередную смену дня и ночи осознавал лишь по смолкающим звукам в
коридоре. А в том месте, где находилась моя теперешняя сущность,
больше никого не было, один я лежал. В палате, наверное, где же
ещё? И почему сущность? А потому что я не знаю, кто я и кем
оказался. Поручик? Голубчик? Пусть даже этакая малость о чём-то
хоть и говорит, но... Как-то маловато информации. Вот когда зрение
и возможность шевелиться вернутся, тогда и назову себя по-другому,
а пока пусть будет так.
Со временем дежурный пост из палаты убрали. Дежурная сестричка
заглядывала периодически, убеждалась, что никуда я не делся и
затворяла за собой дверь. Смешно, куда я могу в таком состоянии
деться? Ну и убирала за мной, обтирала. По утрам, обычно. Сознание
в такие моменты колыхалось, словно плыло по крутым волнам, из чего
я сделал логичный вывод, что это ворочали со стороны на сторону моё
тело. Даже начинало казаться, что в этот момент я что-то ощущаю,
вроде как чувствую свои конечности, свою тушку. Мне бы сказать
сестричке, надоумить, чтобы провели общий массажик, промяли мышцы,
да куда там, не мог, язык-то тоже не слушается приказов мозга.
Проявившиеся в первое время непонятные воспоминания о моей
сущности и окружающей действительности больше не возвращались.
Несмотря на все мои героические потуги вспомнить хоть что-то из
своей прежней жизни. Ну никак, как не старался напрячь свои
извилины. Пришлось на время оставить эту затею. К большому моему
сожалению. Потому что окружающая меня неизвестность сильно, если не
сказать больше, напрягала. Боялся я этой неизвестности, честно
сказать.