Слушаю не дыша, пытаясь уловить каждое слово, не упустить каждый нюанс выступления и разглядеть все представленные на экране документы.
Неужели и я когда-нибудь буду так уверенно излагать суть, отвечать на вопросы и чувствовать себя настоящим врачом?
После конференции все разбегаются: кто-то – в операционную, кто-то – записывать пациентов на исследования. Я же направляюсь за Максом заниматься дневниками.
– Алабина, – слышу голос Лешина. – Идешь в отдел переливания делать заявку на кровь.
Хлопаю ресницами.
Это что, дополнительное ответственное задание?
Соображаю, что давно пора ответить, и кидаю:
– Бегу, Алексей Леонидович.
Забираю карту Гаврилова и, ожидая лифт, изучаю ее. Мало ли пригодится информация. Увлекаюсь настолько, что не замечаю, как железные створки разъезжаются, пока не чувствую какое-то непонятное, необъяснимое ощущение. Что-то из прошлого, когда внутри вопреки законам физиологии все стопорилось и прекращало функционировать.
Поднимаю глаза и не верю тому, что вижу.
Хлопаю ресницами, пытаясь прогнать галлюцинацию, но она не исчезает.
Матвей?!
Здесь?!
Каким образом?!
Эти вопросы появляются и испаряются из-за своей второстепенности. Ведь главное – человек, из-за которого я до сих пор неровно дышу на расстоянии метра от меня.
Настоящий, сногсшибательный и… растерянный…
Он приклеился ко мне взглядом и не двигается.
Боже мой, я сейчас растекусь в лужицу от чувств.
Я была уверена: никогда в жизни больше не увижу его. Вот так. Перед собой. И то, что происходит, похоже на чудо.
– Молодой человек, вы выходите?
Матвей ровняется со мной. Хочется кинуться ему на шею, чтобы не только видеть, но и почувствовать его крепкое, сильное тело, чтобы эти руки, что, кажется, стали еще мощней, сомкнулись на моей талии, впечатали в себя… Вот только сзади подталкивает подбежавшая к подошедшему лифту медсестра, и мне приходится войти в кабинку, а пока я торможу, он закрывает двери и увозит.
Ошарашенно смотрю на металлическую клетку железного монстра, в которой оказалась, и от накрывших эмоций хочется глупо разрыдаться.
Как так – увидеть через шесть лет после расставания и даже не обмолвиться словом?!
А если он случайно там оказался?
А если я его больше не увижу?
Вылетаю на первом этаже, где останавливается лифт, и, устремившись к лестнице, бегу обратно. Осознавая: веду себя не как ответственный ординатор, а глупая влюбленная дурочка, но сразу отмахиваюсь. Я умру, если упущу возможность еще раз его увидеть и поговорить.