Полюбовавшись еще немного на дело магии своей, он отменил его,
понаблюдав, как оно погасло, и встал с постели. В Лондон он попал
только на второй день. Сначала он хотел аппарировать, вроде как
знания о том, как это делать, были, но решил не рисковать. Доехав
на машине, на удивление легко нашел и площадь Гриммо и дом номер
двенадцать, который встретил его тишиной, разрухой и
затхлостью.
Но тихо было ровно до тех пор, пока на стене в прихожей с
портрета не раздался визгливый женский голос. «Вальбурга» — всплыло
имя в памяти Брока. Мадам изъяснялась так, что позавидовали бы
портовые грузчики и сапожники вместе взятые. Брок уже собирался
ответить, но появился какой-то мелкий уродец и
восхищенно-вопросительно прокаркал:
— Хозяин?
И тут случилось то, что предсказать было не возможно, потому что
в фильме, Брок точно помнил, такой херни не было. Его аккуратно
приподняло над полом и поволокло куда-то. Мадам орала благим матом,
мелкий уродец заунывно причитал, дом стонал, кряхтел и скрипел, а
Брок летел сквозь комнаты и коридоры, цепляясь руками за дверные
косяки, и жутко матерился. Вопли, причитания и скрипы закончились
оглушительным хлопком массивных двустворчатых дверей, Брок едва
успел пальцы одёрнуть и даже материться перестал. Неведомая сила
доволокла его до массивного каменного стола, стоящего по центру
комнаты, опрокинула навзничь и навалилась тяжелым темным туманом,
погружая в натуральный кошмар. Напрасно Брок думал, что первая ночь
в этом мире была тяжелой. То, что происходило с ним здесь и сейчас,
даже в сравнение не шло. Его ломало, крутило, жгло, распыляло на
атомы и собирало заново. Он терял голос от криков и разум от боли,
мечтая, словно трепетная барышня, упасть наконец-то в обморок.
Сколько длилась экзекуция определить было сложно. Брок был уверен,
что бесконечно долго, но на самом деле не прошло и пары часов.
Пришел в себя, будто всплыл на поверхность со дна колодца —
задыхающийся, дезориентированный и слабый, как новорожденный
котёнок. Соскреб себя со стола, рухнув на мраморный, мать его, пол,
и пополз к дверям на чистом упрямстве. Бывший Рамлоу, а теперь
самый что ни на есть настоящий Блэк, мечтал убраться из этой
пыточной, пока, ни дай Мерлин, не начался второй раунд
экзекуции.
Двери открылись неожиданно легко, а за ними стоял мелкий поганец
с радостным оскалом на сморщенной роже.