Два шага до рассвета - страница 31

Шрифт
Интервал


– Не будь такой напряженной, Полина, – поправила меня Жюли. – Правильная осанка – не значит деревянная, а напротив. Посмотри внимательно, как стою я, – и только после того, как я более-менее справилась с задачей, ответила на мой вопрос: – Да, я действительно была танцовщицей.

– В Париже? – даже муки обучения не могли ослабить мою журналистскую хватку.

Жюли проследила за тем, как я проделала фигуру танца, и в порядке бартерного обмена, ответила:

– Да, – и, видя, что я явно жду продолжения, добавила: – В «Мулен Руж». Возможно, ты слышала о нем.

Этим летом я как раз посмотрела фильм с Николь Кидман, поэтому тут же заверила Жюли, что нет человека, который не слышал бы о блистательном «Мулен Руж», и разговор пошел более оживленно.

Оказывается, у Жюли была удивительная судьба. В далеком 1889 году, когда в Париже только открылось знаменитое кабаре «Мулен Руж», она была там танцовщицей, звездой, взглянуть на которую приезжали со всего Парижа.

Я слушала ее забавные истории, как волшебную сказку. Огни сцены, джентльмены во фраках и цилиндрах – все это казалось мне таким далеким и нереальным, словно я заглянула в чужой для меня мир. Собственно, так оно и было.

Жюли охотно рассказывала мне о кабаре, не забывая при этом следить за моей осанкой и движениями, но когда я спросила, что заставило ее уйти со сцены, француженка замкнулась и тут же сменила тему.

Я не расстроилась. На мой взгляд, одна из важнейших добродетелей журналиста – терпение. Так что мы еще обязательно вернемся к этому разговору. В другой раз. При благоприятной возможности.

И такая возможность действительно вскоре представилась.


Лучше всего мне удавался вальс. Мы обычно танцевали его на балах в школе, а о таком партнере, как Артур, можно было только мечтать! Раньше мы танцевали с ним один-единственный раз – на том самом школьном балу, вспоминать который мне сейчас не хотелось. Как же все изменилось с тех пор! И только сильные и нежные руки Артура, уверенно направлявшие меня, дарили ощущение стабильности, заставляли поверить, что все будет хорошо.

– «Ты блистательный принц золотой андерсоновской сказки»[3], – шептала я ему, прижимаясь к нему в туре вальса, и моя голова сладко кружилась от аромата сандала и пряностей, причудливо смешавшихся в его туалетной воде, а еще от того, что он был рядом со мной.