А теперь, как классическая мачеха, стала придираться к падчерице
по пустякам или, как сейчас, зная достоверно, что серьги у дочери,
нашла причину привязаться к ней.
Девушка действовала на нервы своей холодностью, безропотностью
и, что уж там таить, неброской красотой. Косова отдавала себе
отчёт, что у неё под боком, совершенно как в сказке Пушкина,
девочка:
«Тихомолком расцветая
Между тем росла, росла
Поднялась–и расцвела.
Белица, черноброва
Нраву краткого такого…»
Насчёт «белолица и черноброва» преувеличение, скорее рыжеватая,
а то, что характер кроткий, это есть.
Нет, к девушке она ни в коем случае не испытывала зависть, а
вот, если жених бы ей отыскался, как у классика, было бы здорово.
Что её Синицын замуж не берет? Может они с Петей уже живут давно,
только виду не подают? Вряд ли. Иван Родионович сообщил бы
непременно. Ушла бы она к Пете, и Митя не так пялился бы на сводную
сестру. Быстрее бы и его распределили, пока он руки не распустил,
не то скандал будет.
Девушка расстроилась. Почему-то последние два года Вера
Степановна стала по пустякам делать замечания и угрожала сообщать
отцу о любой, с её точки зрения, провинности падчерицы.
А что касалось «рыться в вещах», о них Лена знала гораздо
больше, чем Вера Степановна, это она стирала и гладила. И
совершенно точно не было никаких сережек на столике, скорее всего
их, взяла Оленька. Она как сорока, тащила к себе все блестящее.
Настроение из мечтательного плавно перетекло в унылое. Вот
почему так всегда, все тихо, спокойно и вдруг раз, что-то
происходит?
Лена вспомнила, что завтра не в чем идти на работу, если она не
отремонтирует обувь, переоделась в джинсы и свитер ― спасибо тому,
кто придумал этот стиль ― и вышла из комнаты.
Она стояла в прихожей, собиралась отнести сапог в починку, когда
мимо протопал вошедший домой Митя, хмуро буркнул «привет» и снова
не снял уличную обувь.
Приучить его раздеваться в прихожей оказалось невозможным. Лена
несколько раз просила его разуваться, грозила, что не будет убирать
за ним, но тот лишь пожимал плечами и делал по-своему.
С возрастом Митя становился высокомерным, чем это объяснялось,
понятно. Он переходил на более высокую ступень, в класс элиты. Его
приятели, сыны доблестных начальников, приняли Косова в свой круг.
Митя раздражался, не мог он позволить себе больших расходов, и не
имел машины, отчего часто бывал мрачен.