Позже я узнал, что независимые области знания вполне могут сходиться во взглядах и приходить к одним и тем же результатам (Wilson, 1998), но уже тогда у меня было ощущение, что я напал на след междисциплинарного понимания разума.
Даже если разные науки и их представители не могут найти точек пересечения, таким стечением наполнена сама реальность. Возможно, нейрональное и социальное – части одного фундаментального процесса: скорее всего, не социальные стимулы влияют на мозг, подобно тому как световые стимулы воздействуют на зрительный нерв, а нейрональное и социальное – суть единый фундаментальный поток некоего процесса. Но в чем заключается этот «некий процесс», который облегчит плодотворную товарищескую беседу между, например, нейробиологом и антропологом?
В нашем недавно сложившемся коллективе на этот счет не было консенсуса. Без определения того, что такое «разум», если не считать сведения его к «мозговой активности», было сложно прийти к какому-то общему пониманию связи между мозгом и разумом, не говоря уже об эффективном и уважительном общении друг с другом.
Казалось, рабочая группа была на грани распада.
Несмотря на то что в то время, в эпоху справочника «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, DSM), основное внимание уделялось моделям развития психиатрических заболеваний (и это сопровождалось все большим распространением методов психофармакологии и заявлениями ученых, что разум – результат работы мозга), обсуждения в нашей исследовательской группе были довольно напряженными. Можно ли считать разум просто мозговой активностью либо это что-то большее?
Из-за отсутствия общего взгляда на предмет мы зашли в тупик. Я вел дискуссии и был лично связан с каждым присутствующим – сам пригласил этих людей, поэтому чувствовал, что нужно срочно помочь им общаться и сотрудничать. Если группе суждено продолжить работу, требовалось что-то сделать.
Пятнадцатью годами ранее, еще студентом колледжа, в биохимической лаборатории я занимался поиском фермента, благодаря которому лосось способен переходить из пресной воды в соленую. А по ночам трудился на «горячей линии» по профилактике самоубийств. Как студент-биолог я узнал, что для выживания необходимы ферменты, а как волонтер – что грань между жизнью и смертью может определяться эмоциональным общением людей в минуту кризиса.