Его коллеги медленно переваривают эту информацию, двое из них закуривают.
«И вы просто не поверите, – улыбается он, в то время как все остальные наклоняются к нему, чтобы расслышать его шепот, – один из них – американский ублюдок».
В середине июля 2016 года, как, впрочем, каждый год в это время, в Пекине царит жара и воздух насыщен влагой. Температура поднимается до 35–37 градусов. Опаленные солнцем улицы кишат автомобилями и забиты пробками. Мое такси, наконец, съезжает с наводненного машинами шестиполосного автобана в направлении сверкающего торгового района Саньлитунь, где блестящие витрины магазинов западных брендов окружены морем плохоньких кафешек и баров, которые, тем не менее, рассчитаны в основном на туристов и экспатов. Я обедаю там вместе со своим другом Саймоном Кокреллом – руководителем туристического агентства «Koryo Tours», которое, в частности, организует групповые экскурсии в Северную Корею. Мои первые четыре поездки туда также организовывало это турбюро. Однако завтра мне предстоит начать путешествие совершенно иного рода. Я стал студентом месячных курсов корейского языка при Педагогическом институте имени Ким Хёнчжика. В этом институте есть факультет для иностранных граждан, предлагающий бакалаврский и магистерский курсы корейского языка. Однако в настоящее время учиться там на постоянной основе могут только китайские студенты. Институт предпринимает усилия для расширения своей деятельности, равно как и для увеличения финансирования, поэтому впервые в своей истории открывает двери для иностранцев с Запада. Вряд ли это можно считать большим прорывом для института. Я – один из трех студентов, которые записались на эту программу. Другой студент – владелец компании «Tongil Tours» (новый конкурент фирмы «Koryo»), которая как раз и уладила с северокорейцами все детали этой программы. Получается, что я – один из двух студентов, записавшихся на этот курс по-настоящему «со стороны».
Саймон не удивился, что наша группа столь малочисленна. «Количество наших клиентов в этом году практически не изменилось, – говорит он мне, – мы не теряем бизнес, но абсолютно очевидно, что мы и не растем».
Я спрашиваю, не является ли это следствием общей напряженности в последнее время. «Совсем нет, – отвечает он, – напряженность есть всегда».