– Что-то здесь не так, – пробормотала она, оглядывая комнату.
Мальчик вопросительно посмотрел на нее.
– Здесь обычно всегда кишат тучи лезгионов в поисках остатков пищи с нижней кухни.
И тут ее взгляд остановился на чем-то. Она сильно побледнела, голос задрожал:
– Это, – она постаралась успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов, – это не мог сотворить кто-то из здешних обитателей.
Свет упал на страшную картину, представшую перед глазами Юного Рери. Вокруг, куда ни падал взгляд, везде лежали обезглавленные тела лезгионов. Сами же головы были составлены в жуткое подобие статуи, которая под языками пламени факела, казалось, оживала и металась по всей свалке.
– Чей же разум мог сотворить такое? – прошептала старуха Гисменит. – Все в этом мире делается ради чего-то. Но в этом нет никакого смысла. Это сделано забавы ради, – ее костлявые руки сжали палку. Она готова была защищать свою жизнь и жизнь Перворожденного до последнего вздоха.
Обратный путь они проделали в полной тишине. Старуха шла, постоянно останавливаясь и прислушиваясь к звукам катакомб. Казалось, что все вокруг замерло. Только журчание Воды Первоздания напоминало о том, где они находятся. Старуха, нахмурившись, опустила факел к зеркальной поверхности. Та, вместо привычно темного на этот раз была окрашена в красный цвет. В ту же минуту они поняли причину этого необычного явления. По течению навстречу путникам медленно плыл вскрытым брюхом кверху древний низглот. Его глаза остекленели. Было понятно, что мертв он уже давно. И умер он отнюдь не от естественных причин.
– Что здесь происходит? – прошипела старуха Гисменит. – Кто посмел?
Она закрыла костлявой рукой глаза Юного Рери, отвернув его взгляд от представшей картины.
– Пойдем отсюда, мальчик. Тебе незачем на это смотреть. Низглоту мы уже ничем не можем помочь.
На ее ладонь упало несколько капель слез Перворожденного. Этот мир рушился у нее на глазах, но она должна во что бы то ни стало сохранить жизнь мальчика, даже если придется ради этого пожертвовать своей.