Вспоминаю его взгляд, молочно-голубого цвета радужку с угольной окантовкой. Никогда не видела таких глаз — демонических, бросающих в дрожь, светлых и в то же время пугающих своей убийственной мощью. Под прицелом его взора чувствую себя невинной жертвой на эшафоте, которой вот-вот отрубят голову. Но Кэлона, судя по моим ощущениям, интересует вовсе не моя голова, а сердце. Или тело… Меня пробирает озноб, когда всего на миг я чувствую прикосновение его горячих ладоней к груди. Боже, что я несу? Какие еще горячие ладони? Кэлона не су—ще—ству—ет!
— Кто такой Кэлон?! — вздрагиваю, когда комната резко озаряется светом. Медленно поднимаю взгляд, наконец замечая Оуэна. Он выглядит изможденным, уставшим, замученным. Под глазами лежат глубокие тени. В руке Смит сжимает пустую бутылку виски, а другой нервно потирает покрытую небрежной бородой челюсть. Что с ним стало без меня за эти две недели?
– Какого черта? Я себе места не нахожу, целыми днями жду, когда разрешат навестить тебя, а ты зовешь во сне какого-то ублюдка? – несмотря на нарочито-спокойный тон его голоса, Оуэну не удается скрыть свою ревность и раздражение.
Мне самой очень интересно знать ответ на его вопрос. Я смотрю то в его затуманенные глаза, то на пустую бутылку. Пить в одиночестве? Это не про Оуэна. Неужели так сильно переживает за меня?
Я ничего не отвечаю, просто откидываюсь на подушки и надуваю губы, погружаясь глубоко в себя. Смит знает, что я ненавижу, когда он начинает хамить или разговаривать в таком тоне, словно я в чем-то виновата. Едва сдерживаю улыбку, когда мой взгляд скользит по столику рядом с кроватью: его украшает огромный букет роз в шляпной коробке золотистого цвета. Рядом с цветами лежат мои любимые сладости. И несколько коробочек от Тиффани. Черт, это мило. Но я уже мысленно прикидываю, за сколько смогу продать подаренные Оуэном украшения. Я очень редко оставляю его подарки себе, а стоимость одного браслета равна месяцу полного ухода за Крисом и двухнедельному запасу лекарств.
– Ты так и будешь молчать? – спокойно спрашивает Смит, медленно приближаясь к моей постели.
Сжимаю губы, вздернув подбородок. Меня по-прежнему не устраивает тон, которым он говорит со мной.
– И откуда ты вылезла такая гордая, бл**ь? – рявкает Оуэн. Напрягаюсь, словно струна, но не подаю вида. Даже бровью не веду, игнорируя его истерику. Чтобы он ни сказал, мне плевать. В моменты пьяной ревности он обожает напоминать мне, что я содержанка при «принце голубых кровей». Явно забывая о том, что ведет он себя не как принц, а как истеричный маменькин сынок.