– Ты еще так и не поняла, девочка? – продолжаю нашёптывать я приглушенный чувственным голосом. – Элиос – твой истинный дом. И, конечно, ты сделаешь все, что я захочу. Это – обязанность одалы. И если ты будешь хорошей девочкой, то обслуживать тебе придется только меня. Подумай хорошенько, прежде, чем что-то сказать сейчас.
– Иди к черту, – через силу произносит девушка, ее взгляд плывет, но она говорит совсем не то, что я хочу услышать. – Это все ненастоящее. Я бы никогда не захотела тебя. Сама. И ты знаешь, что я права.
Все мои благие намерения не причинить ей много боли сразу испаряются, когда я слышу ее слова. Они задевают старые раны, взывают к черному зверю внутри меня. Почувствовав мой зов, он встрепенулся, открывая красные глаза, готовый вырваться наружу в любой момент. Видит Сах, я не хотел отпускать его, Иса. Ты сама меня вынудила.
– С чего ты взяла, что мне так сильно нужно твое тело, Иса? – с фальшивым равнодушием спрашиваю я, сильно сжимая пальцами плечи, которые только что ласково гладил. Мятежные глаза девушки выразительно скользят вниз по моему телу, останавливая взгляд на восставшей плоти.
– На колени, одала, – криво усмехаясь, бросаю я резким неумолимым тоном. Строптивый взгляд возвращается к моему лицу и замирает в потрясении. – Целуй руку своего Амида, рабыня, – рычу я, снова врываясь в ее сознание.
– Никогда, – хрипло отвечает она, задыхаясь от боли, но я надавливаю сильнее. Физическая боль ничто по сравнение с тем, что происходит сейчас в ее голове, парализованной моей волей. Слезы выступают на глазах Исы, когда не в силах противостоять мне она опускается на мраморный пол, дрожа всем телом. Я подношу руку к ее губам, презрительно наблюдая за ее жалкими попытками сохранить свою гордость.
– Целуй, я сказал, – яростный рык разносится под высокими сводами купальни. По стройному, склонившемуся передо мной телу проходит судорога боли, и ее сухие губы прижимаются к тыльной стороне моей ладони. Отчаянный гнев в глазах Мандисы сменяется жгучей ненавистью, не оставляя ей ни одного шанса уйти отсюда, сохранив хотя бы тень своего достоинства.
– А теперь сделай то, что с таким умением и удовольствием продавала своим никчемным любовникам. – И твоей оплатой будет жизнь.
– Нет, – отчаянный всхлип срывается с губ, ужас растворяется в распахнутых глазах, и я впитываю его весь до капли, предвкушая еще больше…. Намного больше страха и боли. Мой взгляд проникает глубже, туда, где никто и никогда не был, даже она сама, и, задохнувшись, Иса мотает головой, но на этот раз ей не удастся меня прогнать. Страх и отчаяние – это почва для моего зверя, его любимое лакомство.