Отцы и дети. 2.0 - страница 17

Шрифт
Интервал


– Другой дом для инвалидов по зрению откроют не раньше 2010 года. Да и то неизвестно, может, и позже. А пока только Сосновка.

– Вот когда откроют, я тогда в него и пойду. А в Сосновку не пойду больше.

– А где же вы два года-то жить будете? У вас ведь ни кола ни двора! Как же вы зимой-то будете?

– Я знаю, как я буду. Все знаю! Я шестьдесят восемь лет прожил и еще шестьдесят восемь проживу! Не пропаду!

Разговор еще некоторое время вращается вокруг фиксированного набора тем и утверждений. В Сосновку не пойду, издеваются, где же вы будете, ничего, проживу, да вам бы лучше в Сосновку, издеваются, кипяток, тело нежное. И заканчивается этот разговор ничем.

Неожиданно вспоминаю, что Сосновка – в некотором роде знаменитое место. Там претерпел наказание кнутом основатель и лидер секты скопцов Кондратий Селиванов. Тот факт, что в результате бичевания он остался жив, считался чудом (после наказания кнутом мало кто оставался в живых, это было фактически разновидностью смертной казни). Окровавленная рубаха Селиванова почиталась его последователями в качестве святыни.

Плетемся к остановке.

– Дмитрий, посмотри, тут кафе есть? Или ларек. Вокруг только пыль, трава, заборы, вдали виднеется серая пятиэтажка.

– Мне бы поесть. Не ел ничего с утра. Поесть. Дмитрий!

– Нету тут кафе, сейчас на станцию приедем, там будет кафе.

– На станцию? Ты на станцию меня повезешь? На станции кафе нету. Мне бы в кафе. На станции буфет, пирожки. Поесть хочу. Чтобы нормально, первое, второе, окрошечки взять, водочки.

Водочки. Понятно.

Представил, как Анатолий Васильевич пьет водочку. В кафе. И ест окрошечку. Представил, как я пью водочку с Анатолием Васильевичем…

Вначале, когда стояли на привокзальной площади, влезали в пятый троллейбус и ехали до остановки «Протезный завод», было какое-то воодушевление, в голове мелькали идиотские мысли про «доброе дело» и «помочь человеку», но миллиграммы милосердия очень быстро иссякли, и осталось только тоскливое раздражение по отношению к этому человеку, который беспрерывно кричит что-то не очень связное из своей глухой безвылазной темноты; это его единственный способ коммуникации с невидимым внешним миром – кричать и бессильно вслушиваться, а в ответ практически ничего не слышно, тьма, жара, рюкзак тяжелый, надо идти, идти куда-то, собес, протезный завод, вокзал.