Хоть еще один мужик сюда пришел? Хоть один Саша, Паша или Дима, которыми я побывал за эти два дня, пришел? Нет. Я один участвую в этих девичьих посиделках.
Это похоже на игру «Море волнуется раз, море волнуется два…». Или вот еще есть игра в ассоциации – такое тоже не очень солидное занятие.
Надо быстрее выбрать, и дело с концом.
Не помню большинства имен, поэтому просто даю руку одной из девушек и помогаю встать. Ставлю ее в центр зала, сообщаю ей, что теперь она – это я.
Девушка на две головы ниже меня, слушает, не поднимая глаз, сутулится. Ладошки сжаты в кулачки, волосы схвачены резинкой на затылке, стоит чуть косолапо, в бесформенных, мешковатых джинсах. Только сейчас толком ее разглядел, не замечал все это время. Незаметная она какая-то, зажатая. Хотя и страшненькой ее вроде не назовешь.
Гляжу на нее и вспоминаю, как проходил весь девятый и десятый класс в нарочито позорных пенсионерских ботах «прощай молодость», у которых все время ломалась молния. Делал вид, что мне плевать на внешность, и никто не мог обвинить меня в том, что я пижоню.
Учебники я почти не открывал, родители ошиблись, настояв на окончании десятилетки. Последние школьные годы я потратил на Джека Лондона и Арсеньева, на журнал «Охота и охотничье хозяйство», книгу Формозова «Следы лесных зверей» и прочую литературу, которая касалась таежной жизни, охоты и бесконечных пространств, которые располагались к востоку от Уральского хребта.
Трудно запоминать следы зверей по книжкам, трудно учиться разделывать лося и снимать шкурку с белки, разглядывая картинки и схемы в охотничьих журналах, трудно объяснить родителям, что ты хочешь от жизни. Но юношеские мечты – страшная сила. Длинный худой переросток с припухшими от переизбытка гормонов глазами и такими же припухшими детскими щечками считал, что у него получится.
Сидя в квартире с окнами, выходящими на Водовзводную башню Кремля, я учился плести сети, подшивать валенки, настораживать капканы и отличать след волка от следа волчицы.
Отец возвращался из своего института поздно. В пальто и шапке, едва разувшись, он спешил к телевизору, в котором решалась судьба страны. Хватал стул, ставил на середину комнаты, садился напротив экрана и через пять минут крепко спал.
Мать подбирала упавшую шапку, относила пальто в прихожую, звала к ужину. Отец, проснувшись, чертыхался под прогноз погоды, означавший конец новостей. Позже он приспособился смотреть вечерние новостные программы стоя, опершись о спинку стула.