– Мы все, каждый из нас, в личном долгу перед Боазом Кацнельсоном, выпускником этой самой школы, который сегодня вечером возвращается после того, как три года отслужил в морской пехоте и принес нашей стране величайшую личную жертву.
Я почти что не сомневался, что все вокруг смотрят на меня. И постарался пониже опустить козырек своей кепки «Red Sox»>1. Аплодисменты эхом разлетелись по спортзалу.
– Боаз Кацнельсон мог избрать для себя любое будущее, какое бы ни пожелал. Я понимаю, вам, старшеклассникам, трудно себе это представить, но его принял бы любой университет. Он был выдающимся учеником во всех отношениях. Но он избрал для себя верность долгу. Он предпочел службу на благо нашей великой родины в это трудное, ответственное военное время.
Тут некоторые ребята зашептались, а другие забормотали. Кто-то хлопнул меня по плечу, кто-то – по спине.
Вообще-то обычно по утрам я встречаюсь в школьном дворе с Цимом. Мы с ним открываем тетрадки с домашним заданием и сверяем наши результаты, пьем кофе из «7-11» и жуем мини-пончики. Строго говоря, те пончики, которые мы покупаем, вовсе и не пончики на самом деле. Это, скажем так, понт-чики. Жуешь и гадаешь, чего туда напихали – для понта! А это утро получилось черт знает какое. Как будто мало было того, что предстоял черт знает какой день.
Цим меня нашел после собрания:
– Ты в порядке?
Мы с Цимом родились в один день. Его семья переехала в дом напротив в тот день, когда нам обоим исполнилось по семь лет восемь месяцев и одиннадцать дней. Я бы сказал, что Цим – мой лучший друг, если бы в моей жизни не было Перл.
– Ну, вроде да, – буркнул я.
– Круто, чувак. Я тебя попозже разыщу. Похоже, моя мамочка готовит что-то несъедобное, чтобы вечером вам принести. Нет, кроме шуток, что это такое, я понятия не имею, но воняет жутко. Так что ты уж поосторожнее, много не ешь.
– Спасибо, что предупредил.
– И насчет Боаза…
– Что насчет него?
– Я рад, что он возвращается домой.
– Ну да. Я тоже, – кивнул я, потому что ну да, я рад, что брат возвращается домой.
Я рад, что с ним все в порядке. Но «рад» – это слабо сказано. Я в восторге, у меня отлегло от сердца, я в экстазе – как-то так! Умей я молиться, я бы благодарственную молитву произнес за то, что мой брат возвращается с этой войны, в которую я ни фига не верю. С этой войны, в которой я ни фига не понимаю. С этой войны, на которую почти всем было наплевать, но которая причинила боль стольким людям, а уж наша мать просто чуть с ума не сошла.