Тогда эти двери определили очень много, хоть и в такой крайне легковесной области жизни, как настроение. Создали его, заложили фундамент, определили вектор. Это было событие эпохального масштаба в контексте одной отдельной личности, а встретил я его сидя в кресле и смотря в окно на расцветшую весну. Тогда ещё было совсем неизвестно и непредсказуемо то, что ждёт меньше, чем через год меня, и какую роль в этом всём будет играть весна, и это окно, и всё то, что за ним; то, как оно отразится в моих глазах, как преломится свет в моём восприятии всего этого, происходящего и происходившего. Тем и прекраснее и чище были те двери.
Надо заметить, что я всегда входил в них, но никогда не уходил далеко. Только входил, осматривался, брал то, что считал нужным и уходил обратно, к себе. Сложно сказать почему. Вернее – я об этом не думал. Нужно было вернуться – я и возвращался. Вопросов не задавать. Шагать своею дорожкой. Мы тут таких не любим. И всё в этом духе.
Замечание. Левой-правой-левой-правой-левой-правой-левой-правой-левой-правой-левой-левой-правой-левой… Ага! Сбился! Сбился! Вон из строя!
На самом же деле, если бы выйти, если бы не возвращаться, то, наверное, получилось бы лучше. Наверное, вышло бы очень много из того, что очень бы хотелось, чтобы вышло. Я ещё подумаю об этом на досуге.
И вот тогда, на стуле сидючи и в окошко глядючи на вылезшие в полную силу листья берёзы, на солнечные облака и холмы с выжженной травой на одном из боков их, я вдруг сначала вообразил себе, а потом и погрузился окончательно в другую картину. Там уже не было берёз, не было и холмов. Всё ещё было солнце, однако. И была пустыня. Бескрайняя, разумеется, хоть Эверест посредь неё поставь да заберись на верхушку, всё одно – никакого разнообразия в ландшафте. Всё одно желтоватое море… Пустыня, однако же, была довольно умеренная, не иссушала вусмерть своей жарой, не затягивала зыбучими песками, только донимала рассудок своей бескрайностью. Но у меня были ноги, а значит, я должен был идти, если не хотел стоять посреди этого всего на одном месте, неизвестно как долго и с какой целью. И шёл. Не знаю сколько, может час, может год, сложно сказать, мне почему-то не пришло в голову пользоваться песочными часами. (Да и слава Богу, как уже говорилось, ибо не показали бы они ничего, кроме того, как песок беззаветно сыплется вниз под действием гравитации.) Однако же, в некий момент до этой самой головы дошло вдруг, что пора сбросить повязку с глаз. И повязка была сброшена…