Она понимала, что это состояние должно было когда-то пройти: ни тоска, ни депрессия не могли длиться вечно. Поэтому предпочитала ждать, пытаясь справляться с чувствами, не прибегая к медикаментозному лечению или к помощи психолога, что вообще считала недопустимым по этическим соображениям. Хотя посещать подобные консультации было делом общепринятым и даже модным, однако как ни уговаривали ее родные, она неизменно отвечала: «Не хотелось бы, чтобы кто-то еще, кроме меня, копался в моих чувствах и мыслях».
Внимание Александра ей не было в тягость, к тому же он сразу вызвал невольную симпатию, да и какое женское сердце устоит перед ласковым словом, галантным обхождением и лучезарной улыбкой? Однако вместе с этим она ощутила какую-то тревогу и невольное чувство опасности, а может предчувствие? Но что может произойти? Сердце ее напоминало кусочек льда, если оно и оттает, то не скоро. И уж точно она не сможет потерять голову и увлечься этим недалеким инженером. Это герой – не ее романа…
Она подошла к окну и открыла жалюзи: перед ней расстилалась безжизненная лунная пустыня.
«Как прекрасна Земля! – вздохнула девушка. – Почему человек не ценит то, что имеет? И уничтожает, и пакостит, как будто живая природа неистребима, а ресурсы Земли безграничны. Как уязвима наша планета! Как ранит ее наше хищническое потребление….»
Она прижалась лбом к холодной панели и закрыла глаза. Ей представилось детство, лето, когда она ребенком проводила время на даче у своей бабушки. Буйная зелень, яблони с наклоненными под тяжестью плодов ветками, пышные кусты смородины, почти непроходимые заросли малины, где в изобилии под крупными темно-зелеными листами прячутся гроздья спелых ягод, переливающихся бордово-малиновым цветом. Яркие и нарядные, изысканной удлиненной формы плоды состояли из множества округлых частичек, которые, казалось, готовы были лопнуть от наполняющего их сладостного сока.
Лучи утреннего солнца прелестны и нежны. Они словно ласкают полуобнаженное тело, вызывая истому и негу, и сердце замирает, и чудится, что тебя вовсе не существует, а существует только эта тишина, этот ласковый ветерок, то осторожно обнимающий тебя, то затаившийся, словно прислушивающийся к тишине, и изредка – к собственному дуновению, которое отзывается шелестом листьев.