Не скрывая своего удивления, я спросила княгиню, неужели и она ждала конца этой церемонии. «Увы, да, – отвечала она. – В первый раз я так растерялась, что только на лестнице пришла в себя, но на следующих обедах уже вставала перед десертом, жалуясь на жару».
За тем же обедом присутствовал один благородный венецианец по имени Грандениго. Князь, находясь в прекрасном расположении духа, забавлялся тем, что во всеуслышание называл его grand nigaud[15] при громком смехе присутствующих. Бедный иностранец, не зная французского языка, с удивлением спросил соседа о причине столь неудержимого хохота.
– Просто его светлость любит, чтобы за столом было весело, – последовал ответ.
Но венецианец, не удовлетворенный этим ответом, задумался, не обращая внимания на предлагаемые лакеем кушанья. Князь заметив, что это нарушает течение обеда, громко сказал, обращаясь к дворецкому:
– Что ты не дашь ему хорошего тумака?
Казалось, все это происходило несколько веков назад. Конечно, князь Меттерних, занимающий теперь место князя Кауница, не позволил бы себе подобных дерзких выходок; видя его всегда необыкновенно вежливым и учтивым, даже странно допустить подобную мысль. Не скажу того же о его жене.
Возвращение в город – Иллюминат – Ловушка – Вечер во французском театре в Варшаве – Таинственный отъезд – Пещера предсказателя – Совещание – Черный занавес поднимается – Видение – Ужин – Объяснение загадки – Князь Радзивилл – Тревога свекрови – Рождение наследника – Натолин
Зимой мы вернулись в Варшаву и заняли дом родителей моего мужа. В скором времени в Варшаву приехала моя мать, чтобы присутствовать при родах, и поселилась в своем доме.
Я уже говорила, что любила все чудесное, и мое воображение находило большое удовольствие во всем необыкновенном. Зная, что мой свекор масон и посещает знаменитую в Варшаве ложу Великого Востока, я возымела страстное желание проникнуть в тайны моголов, которым придавала огромное значение. Я сгорала от любопытства и в то же время дрожала от страха, когда рассказывали, что дорога туда идет среди мрака и пламени, что там есть окна, через которые заставляют бросаться в пропасть, велят ходить по гвоздям и т. д.
Тщетно пыталась я выведать эти тайны у свекра: он только смеялся надо мной и по-прежнему оставался непроницаемым, что меня очень огорчало. Вдруг я стала замечать, что он, прежде такой разговорчивый и общительный, сделался озабочен, тревожен и рассеян, часто опаздывал к обеду, а иногда даже и совсем не являлся. По-видимому, моя свекровь знала причину его отлучек, потому что ничуть не беспокоилась, но молчала. Я стала расспрашивать мужа. От него тоже не укрылась озабоченность отца, но он уверил меня, что совсем не знает ее причины.