Этот отказ, разумеется, в весьма смягченной форме, был передан графу, но не столько обидел его, сколько удивил. Я узнала об этом странном предложении много времени спустя и часто потом, наблюдая за ходом исторических событий, раздумывала о странном положении, в каком могла оказаться, если бы этот брак состоялся. Это происходило как раз в то время, когда эхо триумфального шествия Бонапарта впервые прокатилось по Европе. Сияние и блеск славы сверкающим ореолом окружили чело счастливого завоевателя, успех и удачи увенчивали каждое его предприятие, казалось, что на земле снова появился Александр или Цезарь.
Я жила среди людей, которые с презрением относились к великому человеку, но мое удивление, часто сдерживаемое из-за боязни вызвать неудовольствие старших, благодаря этому только усиливалось. Как бы я могла согласовать подобные чувства с той участью, которая мне была предложена? Как могла бы я прыгать от радости, слыша о победах Наполеона, будучи в то же время женой Бурбона?
Так как я пишу эти записки главным образом для своих детей, то, упомянув о своем отце, считаю долгом познакомить их с благородным характером их деда [графа Людвика Тышкевича].
Во время последнего раздела он примкнул к небольшому числу лиц, которые отказались подписать несправедливый, унизительный акт так называемой Тарговицкой конфедерации, продиктованный Россией[8]. Благодаря этому смелому поступку все его имущество было секвестровано, но он с твердостью, молча подчинился этому суровому приговору – результату его непреклонной воли и патриотизма.
Спустя несколько лет Великое княжество Литовское послало делегацию в Петербург к императрице с целью выхлопотать сохранение древнего Литовского статута. Депутация, состоявшая из знатнейших польских вельмож, была принята Екатериной с очаровательной любезностью, при помощи которой она так искусно пленяла сердца. Ее двор, бесспорно, был одним из самых блестящих в Европе. Балы и праздники следовали беспрерывно один за другим. Польские депутаты были приглашены государыней участвовать в этих блестящих приемах и считали своим долгом не пропустить ни одного из них. Только мой отец являлся ко двору лишь в тех случаях, когда этого требовало возложенное на него поручение.
Императрица, удивленная и обиженная подобным поведением отца, не могла удержаться, чтобы не выразить ему своего неудовольствия, и резко заметила, что он один не проявляет любопытства и не стремится увидеть все чудеса придворных празднеств. Ничуть не смутившись и как бы принимая брошенный ему упрек за выражение особого благоволения, отец с глубоким поклоном ответил, что положение, в котором находится его страна, не позволяет ему как поляку скрывать свои скорбные чувства и, по его мнению, не следует омрачать блестящих празднеств видом безутешной печали.