Насколько же правда проще вымысла!
Бонапарт встретился с Жозефиной в салоне Тальен. Она весьма привлекательна – и не обезоруживает холодностью. Генерал находит вдову хорошенькой, быть может, высказывает ей это. А молодой женщине нужно обеспечить настоящее и будущее. И она не упускает случая.
Кто за кем гонялся? Вот ответ:
«Вы перестали навещать любящую вас подругу. Вы совсем ее забросили. Вы очень неправы, ибо она нежно привязана к вам.
Приходите завтра, в седьмой день, ко мне пообедать. Мне нужно повидать вас и обсудить ваши же интересы.
Доброго вам вечера, мой друг, обнимаю вас.
Вдова Богарне»[8].
Вдова Богарне… Действительно, эта женщина вдовеет более года. Только помнит ли она об этом?
В тот же день генерал отвечает:
«Не понимаю, что могло дать повод вашему письму. Прошу вас доставить мне удовольствие считать, что никто так не желает вашей дружбы, как я, и не готов более, чем я, сделать что угодно, чтобы доказать это. Если бы мне позволили мои занятия, я сам доставил бы вам это письмо».
Письма недолго сохраняют сдержанный и учтивый тон людей, между которыми еще не стоит ночь любви. На утро после такой ночи Бонапарт напишет по-другому! Отныне он будет гоняться за Жозефиной, а она – всего лишь уступать.
Жозефина жила тогда на улице Университета, в квартире, выходящей на улицу Пуатье. Туда-то и адресует ей генерал прекрасный образец пламенного любовного послания:
«Все мои мысли о тебе. Твой портрет и воспоминания о наслаждениях прошлой ночи не дают мне покоя. Милая и несравненная Жозефина, какую необыкновенную власть ты имеешь над моим сердцем. Ты дуешься? Печальна? Беспокоишься? Моя душа разбита горем, и нет покоя твоему любовнику. Но для меня еще хуже, когда, поддавшись тем глубоким чувствам, которые управляют мной, я извергаю на твои губы и на твое сердце пламя, которое пожирает меня. Да, прошлой ночью я понял, что твой портрет – не ты. Ты ушла в полночь. Я увижу тебя через три часа, тем не менее, mio dolce amor, прими тысячу поцелуев, но не давай мне ни одного, потому что они сжигают мою кровь».
Знал ли де Сегюр об этом письме, когда наивно утверждал, что «только брак доставил Бонапарту самые сладкие ласки вдовы»?
Без сомнения – нет. Не знал и пошлый Дорис, по прозванию де Бурж, заставивший Наполеона в 1815 году согласиться на редактуру его любовных воспоминаний. Вот как оценивал император, пером Дориса, сладострастные заслуги креолки (следующий отрывок своей странной, смущающей откровенностью заслуживает того, чтобы быть приведенным):