«Целую тебя тысячу раз… Миллион раз…»; «Тысячу поцелуев столь же пламенных, сколь ты холодна…»; «Тысячу поцелуев пылких, как мое сердце, чистых, как ты…»; «Тысячу влюбленных поцелуев…»; «Тысячу нежных поцелуев…»; «Тысячу поцелуев очень сладких, очень нежных, очень крепких…»; «Тысячу крепких и сильно влюбленных поцелуев…»; «Обнимаю тебя миллион раз…»; «Тысячу, тысячу поцелуев столь же нежных, как мое сердце…»; «Надеюсь, еще немного, и я сожму тебя в своих объятиях и покрою тебя миллионом жгущих, как на экваторе, поцелуев…»; «Шлю тебе сто поцелуев…».
Вот тон Бонапарта, тон его любовных писем, нежный и мужественный, сплетающийся с грохотом героической солдатской эпохи. Страсть Бонапарта подобна гибкому неугасимому пламени.
«В этих письмах царит такой страстный тон, – говорит мадам де Ремюза, – они наполнены такими сильными чувствами, такими живыми и в то же время поэтическими излияниями и любовью, так сильно отличающейся от всякой другой любви, что нет женщины, которая не оценила бы подобных посланий».
Такая женщина нашлась. Это была Жозефина. Когда же она успела пресытиться такими горячечными и ласкающими речами? Александр де Богарне писал ей с Мартиники не так…
Призывы Бонапарта остаются неуслышанными. Он упрекает жену в этом десять, двадцать раз. А когда, наконец, погоняемая, пришпориваемая, прижатая к стене его любовью, Жозефина сознает, что должна отвечать, Бонапарт получает две-три банальных строчки. «Равнодушные письма», как говорили тогда.
Переписка Бонапарта с Жозефиной опубликована. Какое это могущественное оружие против креолки! Любой памфлетист имеет теперь право, указав на эти письма, спросить: «Не правда ли, он любил эту женщину?» И, получив утвердительный ответ, добавить: «А теперь посмотрите, как эта женщина ответила на его любовь!»
Увы! Как жаль, что правы именно они и что ревнители императорской славы оказались бессильными не признавать этого…
После череды победных сражений в Италии Бонапарт задумывает выписать жену. Конечно, он мечтал об этом с первого дня похода. Но до сей поры генерал колебался, потому что боялся за Жозефину. Ей могли грозить тысяча и одна опасность, подстерегающие на больших дорогах войны. Однако теперь он спешит позвать свою Жозефину: «Лети на крыльях, приезжай, приезжай!»