Демоны! Да за пару из них я могу не вылезать из борделей и
винокурен неделю подряд. Подавив приступ жадности, я продолжил
осмотр.
В центре комнаты стоял огромный письменный стол из красного
дерева. Он выглядел так, словно через него что-то с яростью
пронеслось — вся поверхность была испещрена глубокими сколами и
царапинами, а с его края свисали оборванные бумаги и поломанные
изящные безделушки, что так любят богачи. Некоторые из них были
раздавлены, словно под ударами тяжелого сапога.
Воздух был пропитан чем-то тяжёлым — смесью старых благовоний,
потускневшего драконьего ладана и чего-то металлического,
приторного… словно свежая кровь.
Сквозь окно лился тусклый свет умирающей луны. Его хватало лишь
на то, чтобы освещать разбитые фарфоровые вазы, перевернутые стулья
и длинные тени, цепляющиеся за стены, словно древние призраки.
Но самое жуткое находилось прямо передо мной.
В самом сердце комнаты стояло резное кресло из кости и дерева.
Величественное, массивное, оно было достойно самого хозяина этого
дома.
И на нём что-то сидело.
Фигура была накрыта тяжёлой шторой, сорванной с окна. Ткань
спадала складками, скрывая очертания, но даже так можно было
разглядеть что-то неправильное.
Я сглотнул, сжимая нож в руке.
Тишина кабинета давила, словно тысячи невидимых глаз уставились
на меня из темноты.
Но мне нужно было знать.
Проклиная себя за любопытство, я протянул руку и осторожно
ухватился за край ткани.
И дернул ее вниз.
Под тяжелой тканью скрывалось изуродованное тело.
Драконорожденный сидел в кресле. Он был могуч, даже в смерти.
Широкие плечи, массивные руки с жёсткими, как сталь, пальцами,
длинные седые волосы, собранные в рассыпавшийся узел. Его лицо,
некогда исполненное гордости и власти, теперь напоминало маску
страдания.
Его одежда, когда-то великолепная, была изуродована не меньше,
чем он сам. Золотая парча, расшитая знаками власти, была изрезана
лоскутами, запекшаяся кровь испачкала драконьи узоры, а широкий
пояс, вышитый нитями чистого серебра, оказался разорван.
Но хуже всего были глаза.
Веки срезаны, оставляя зрачки вечно раскрытыми. Они стеклянно
уставились в пустоту, отражая лунный свет. Края ран почернели,
будто их касался огонь, а по щекам запеклись следы засохшей крови,
словно он плакал ей перед смертью.
Всё его тело было покрыто следами пыток. Глубокие порезы
пересекали грудь и руки, линии были ровными, точными — работала
рука мастера. На запястьях виднелись глубокие борозды от верёвок, а
ногти на пальцах были содраны, обнажая кровавую мякоть.