Лицо молодого человека в распахнутом чёрном пальто искажает
такая красноречивая гримаса, что сразу понятно: это обращение он на
дух не переносит.
— Если ещё раз так меня назовёшь…
— То что? Пар у тебя не только из ушей, но и из задницы повалит?
— обычно обходительная госпожа Брукс яростно шипит, разом
превращаясь в разъярённую фурию. — Я из гаганова дурдома свалила,
только чтобы твою и его рожи больше никогда не видеть! Так ты меня
и здесь отыскал! Весь мир перед тобой лежит, а ты выбрал за мной
таскаться? Отлипни уже от старших и живи своим умом, Юрий
Иванович!!!
— Больно надо мне «таскаться», как ты выразилась, за тобой! —
огрызается Юрий в ответ. Зачёсанные назад седые волосы, кажется,
сейчас встанут торчком, словно иглы дикобраза. — Я здесь по делу, а
не для того, чтобы пытаться тебя впечатлить. Герман Игоревич —
крайне понимающий работодатель, дающий полную свободу действий
своим сотрудникам!
— Работодатель? Ты тоже к нему нанялся? — изумлённо распахивает
глаза Лариса. — Вот тебе мой совет, который ты, конечно,
проигнорируешь: беги от этого урода как можно дальше. На его фоне
даже имперский тайный сыск выглядит максимально человеколюбиво.
Шалашников спишет по необходимости в расход любого, даже не
почесавшись.
— Меня списывать — себе дороже, — оскаливается седой. — Придётся
потом долго и тяжело собирать выбитые зубы сломанными руками. Но не
волнуйся: Герман уважает сильных людей, разделяющих его идеалы.
— А слабых или показавшихся ему таковыми просто убивает! —
взрывается Лариса. — Ты следуешь не за тем человеком, братец!
— Но ты тоже следуешь за ним, — вкрадчиво произносит Юрий,
опираясь на свою странную трость. — Если он настолько омерзителен,
почему ты работаешь под его началом? Или это банальное половое
влечение?
— Ты последний человек, с которым я стану это обсуждать! —
рявкает Брукс так, что на ругающуюся пару начинают коситься
прохожие. — Если тебе больше нечего сказать, кроме хвалебных од
новому начальнику, — вали в его кабинет и рассказывай, как ты им
восхищаешься! А меня оставь в покое!
Воздух вокруг Ларисы Ивановны плывёт, будто нагретый жарким
летним солнцем. Миг — и она растворяется без следа, словно кусочек
сахара в стакане с водой.
Юрий, не двигаясь с места, несколько минут стоит посреди улицы,
глядя в пустоту перед собой. А затем гулко ударяет тростью о
мостовую.