– Да разве все перечитаешь, у тебя итак диплом с отличием. Пойдемте, Федор Васильевич, Виктор, пусть наш ученый занимается. Степан Кузьмич! – крикнул он в соседнее купе. – Девчата зовут чай со смородиной пить, бери хлопцев, пошли в гости.
– Пельмени доедим и придем, – отозвался Степан Кузьмич, – я как раз шанишек купил.
– Вы идите, а я останусь за вещами присмотреть, – сказал ему сорокапятилетний инфекционист Илья Абрамович.
– Я, пожалуй, тоже останусь, – поддержал его сорокалетний лор Василий Александрович.
– Ну, тогда мы с Николаем пойдем с девчатами погутарим, – Степан Кузьмич уплетал с аппетитом сибирские пельмени.
Он был терапевтом с немалым опытом работы, ему было под пятьдесят. С ним в одном купе ехал выпускник терапевтического отделения Николай, ровесник Валентина. Ему шел двадцать седьмой год.
Надежде, которая заглядывала в купе хирургов, шел тридцать второй год, она была вдова. Старше ее была сорокатрехлетняя сестра милосердия Мария Федоровна, у которой муж и сын были на фронте. Она не выдержала и записалась в отряд Красного креста. Среди сестер милосердия было еще три молоденьких девушки: Катенька, Анна и Ирина.
Валентин еще в Киеве на хирургических курсах в Мариинской общине сестер милосердия обратил внимание на одну симпатичную девушку по имени Анна. Ему бы и хотелось посидеть с коллегами в купе, но он не мог себе этого позволить, ведь шла Русско-японская война, ему, врачу без практики, предстояло оперировать, спасать человеческие жизни.
Проводница принесла кипяток, Валентин бросил в стакан чайного сбора, приготовленного ему отцом, Феликсом Станиславовичем Ясенецким-Войно, провизором по образованию. Молодой врач перемешал траву в стакане и решил написать несколько строк родителям. «Тайга не грандиозна, не величественна, – писал он, – но она глуха и мрачна, она какое-то лесное кладбище… Приходят на память те бродяги, что ходили по этой тайге тысячи верст, и не верится, что человек столько мог перенести».