Признаюсь, в школьные и даже в студенческие годы в мою голову так и лезли всякие дурные мысли: «А вдруг Хабибулла-абзый остался жив, преуспел в должности адвоката или государственного деятеля в Турции или в какой-нибудь арабской стране. На склоне лет, не зная, кому оставить своё богатство, начал разыскивать наследников. Вот тогда бы мы написали ему письмо: «Милости просим к нам, абзый. Нас тут много. Распредели всё по-своему. Нет, лучше ты вызови нас к себе. А то у нас не дадут насладиться твоим богатством в полной мере».
К сожалению, наш Хабибулла-абзый так и не нашёлся, никакого богатства из-за рубежа мы не дождались.
Полон дом женщин. Мой отец Набиулла, ещё в сороковом году, оставив свою молодую жену Исламию на попечении матери и сестёр, покинул деревню. Сначала он попадает в Елабугу и становится учащимся школы сержантов, расположенной в краснокирпичном, как шкура быка, здании бывшего епархиального училища. (Не судьба ли?! Впоследствии и меня жизнь забросила именно туда.) Затем его отправили на финскую войну. Не успел «победитель» передохнуть от одних боевых испытаний, как тут же угодил в другое, самое ужасное – Ленинградскую блокаду.
Я же в течение ряда лет, до самого 1943 года, когда отец с незаживающей раной в ноге (впоследствии ногу пришлось ампутировать) наконец вернулся домой, был для моих шестерых тёток игрушкой, живой куклой.
Всем им вменялось в обязанность одно и то же: успеть перехватить из моих рук бумагу до того, как я затолкаю её в рот. Видимо, интерес к бумаге пробудился во мне с самого раннего возраста. Удобно устроившись под столом, я поспешно набивал рот куском газеты или тетрадным листком. Если тётки зазеваются, мог и проглотить. Видимо, я находил в бумаге что-то такое, что было совершенно необходимо моему детскому организму. Может, витамин какой, или нагрузка для зубов, а может, интуиция, то есть уже тогда я чувствовал, что с бумагой будет связано моё предназначение в жизни.
Война достигла самой опасной судьбоносной стадии, когда я начал осознавать себя человеком, во всяком случае, стал отличать себя от домашних животных. В это время Галиулла-бабай, справедливый глава нашей большой семьи, несмотря на свою инвалидность, не выпустивший хозяйственные вожжи из рук, был единственным нашим кормильцем. Так как государственный паёк на столько ртов невозможно было растянуть даже на полдня, наш дед-писарь вынужден был освоить рыбацкое ремесло.