Да, хромой Набиулла имел ещё одну маленькую слабость, которую нельзя оставить без внимания, – сколько я его помню, он вёл дневник. Небольшой философский отрывок из этого дневника я и привёл в начале этой главы. Из-за того, что нам пришлось пережить пожар, несколько раз переезжать с места на место, большинство рукописей не сохранилось. В своих записях-воспоминаниях, рассуждениях он предстаёт более глубоким и целеустремлённым, пытающимся осознать понятия космического масштаба. Видимо, таким образом излагая на бумаге свои взгляды на жизнь, он пытался понять самого себя. Он вёл эти записи не для того, чтобы оставить их в истории. Все эти записи, как и «шакирдовские тетради», сохранившие нам жемчужины устного народного творчества, велись только для себя.
До сих пор у меня перед глазами картина, повторяющаяся почти каждый вечер: положив на здоровое колено тетрадь, на обложке которой написано «Амбарная книга» (за столом места нет, детвора готовит уроки, шум-гам), отец записывает то ручкой, то карандашом свои впечатления от прошедшего дня, свои возникшие в этот момент мысли и раздумья о жизни. В эти минуты он замкнут, напоминает скрывающуюся в своём панцире черепаху, повторно пропуская через себя всё пережитое за день. Спина прямая, коротко стриженные белые волосы, напряжённо наморщенный лоб, большие серые глаза внимательно следят за остающимися на бумаге результатами его размышлений. Это удивительное состояние литераторы назвали бы творческим процессом, но отец об этом не думает, он просто ушёл в себя и наслаждается своим внутренним миром.
Эта особенность, то есть тяга к писательству, к книгам, характерная для татарских мужчин вообще, конечно, не является чертой только нашего отца. Многие грамотные мужчины Кичкальни с удовольствием отдавались этому увлечению.
Может быть, это одно из подтверждений того, что племена под названием «татары» с древних времён имели свою азбуку и были образованными людьми, может, это признак дервишской мечтательности (по мнению некоторых, это занятие – пустая трата времени) или, помня утверждение Михаила Булгакова (который, кстати, весьма гордился тюркским происхождением своей фамилии), что рукописи не горят, хотели донести свои мысли и вообще оставить какую-то информацию будущим поколениям. Вот и наш Тукай, говоря, что в мировой истории есть следы и нашего народа, имел в виду в том числе и такого рода письменные памятники. Смысл этой строки Тукая до сих пор является предметом споров и различных толкований. Глубокая мысль не бывает односложной. В отцовских дневниковых записях никаких особых откровений или поражающих воображение смелых мыслей вроде бы не содержится. Обычные повседневные бытовые наблюдения: какой была наступившая весна, когда приступили к посевной, когда зацвела рожь, когда начали собирать мяту и вязать веники, к кому ходили в гости. Самые подробные записи об осадках.