И тут я как будто очнулся и увидел, что мы с Луиджи едем в такси по ночному городу, а на город сыпется снег. Мы выехали на центральную площадь, на которой стояла большая гостиница, расцвеченная огнями, и Дом правительства, погруженный в темноту. Наша машина, обогнув сквер, нырнула в небольшую улочку, ведущую к мосту. Снег перед нами падал белой стеной, и прожектора машины пробивали её толщину не глубже десяти-пятнадцати метров. Водитель вёл машину осторожно. На душе у меня было уютно и радостно, вероятно, эта радость передавалась мне от Луиджи, который говорил:
– Мой небосклон, выстроенный из звёзд, называется Царством Вселенной, любая звёздочка на нём – всплеск моей радости, вдохновения и любви. Я благодарен Богу, за то, что он наградил меня этой обителью. И даже когда на небосклоне исчезают звёзды, их заменяют эти волшебные снежинки. В этом мире всё совершенно, и совершенны мы сами с вами. Я мечтаю создать такое учение, какое может отразить всю истинность этого мира. Но боюсь, что не все люди будут способны понимать это учение.
– Почему? – удивился я.
– Потому что, – сказал он, – для того, чтобы до него дорасти, им следовало бы себя ослепить, а потом прозреть духовно. Я же привык смотреть на мир не рентгеновским взглядом, а своими глазами, и видеть яблоко, таким, каким оно выглядит: с красно-желтоватой кожурой и засохшим черенком, через которые в него когда-то поступал живительный сок. Я не хочу смотреть на яблоко в проекции, и видеть его изнутри со спелыми семечками. Так уж я устроен, что моё восприятие нацелено только на завершённое совершенство, на результат окончательного развития вещи, когда то, что рождается, достигает своего идеала, своего окончательного проявления. Другого я не приемлю.
– Но почему вы не хотите заглянуть внутрь яблока?» – спросил я его.
– Я боюсь обнаружить там червяка, или что-то такое, что уже начинает разрушать это дивное творение. Я не приемлю смерти и разрушения. То, что совершенно, должно оставаться бессмертным.
– Но это невозможно, – возразил я ему, – в мире всё рождается, развивается, достигает своего апогея, а затем начинает разрушаться и умирает.
– Так не должно быть, – ответил он мне вполне убеждённо, – потому что совершенство имеет способность увековечиваться, становиться неразрушимым, как золото или алмаз. Ты знаешь, почему я решил поехать в Россию и остаться здесь?