– На восемь лет, говоришь… а ты точно такая старая?
– Паспорт показать?
– Не надо, верю. Ну тогда присматривай. То есть как партизан? Он
что, воевал? Но ему же в войну было…
– Шестнадцать, но в партизанах на возраст мало кто смотрел.
– А мне он не говорил…
– И ты его об этом не спрашивай: о войне всем очень тяжело
вспоминать. А уж ему особенно… черт, ведь точно мне за язык мой
когда-нибудь начальство в Магадан сошлет! Я же права не имела тебе
говорить…
– Ну, раз ты Лёшку не соблазняла, то ничего мне и не говорила, –
слабо улыбнулась Сона. – А мне-то ты не наврала, что болячку мою
исправить можно?
– Если хочешь, можем с тобой как-нибудь заехать в Первый ММИ,
там тебе уже специалисты все подробно объяснят.
– Нет, я все равно ничего не пойму: я-то не врач. Но спасибо
тебе, что ты мне все рассказала! Про болячку, я имею в виду…
Вообще-то у Соны были причины думать, что Алексей может ее
бросить: у парня после Нового года вообще сильно изменилось
настроение (хотя поначалу, в пылу сессии это и не очень сильно в
глаза бросалось), а после возвращения девушки из больницы он вообще
замкнулся и даже время на совместные занятия по математике и физике
резко сократил. И часто просто уходил в свою комнату-мастерскую, но
Сона видела, что он там ничего не делает, а просто сидит,
уставившись в одну точку и о чем-то думает. А так как иных поводов,
кроме своего недомогания, она не выдела, то и пришла к весьма
печальному для себя выводу. Но на самом деле Алексея волновало
совсем не состояние жены. То есть здоровье Соны его тоже сильно
волновало, но он очень внимательно побеседовал с врачами в
больнице, затем (о чем его жена не знала, конечно) буквально поднял
на уши гинекологов из первого ММИ и внутренне уже решил считать,
что у Соны не особо опасное и очень временное недомогание. Однако
по старой, еще со времен участия в боевых операциях в качестве
«санитара», привычке он «пациенту» ничего не говорил: все же тогда
у него и отношение к пациентам было совершенно иное, почти как к
персонажам компьютерной игрушки. То есть если помрет, то попробуем
еще раз «с точки сохранения», а поэтому лишний раз волновать
пациента вообще смысла нет. А когда Сона, после разговора с Леной
Ковалевой, резко воспрянула духом и даже попыталась «донести до
мужа», что «все не так уж и плохо», у нее это не получилось и она
снова начала впадать в тихую панику. Однако все же впасть не
успела: двадцать второго февраля все резко изменилось. Очень резко
и как-то неожиданно…