–
Он болен, Танюша.
–
У него головка болит?
–
Да, малышка, да.
Это “да” застряло в горле, как крупная горькая пилюля. Катя пыталась прокашляться, но голос становился только грубее. Не было больше сил смотреть Тане в лицо, и она опустила взгляд на рассохшиеся паркетины. Под кроватью лежала пыль, и Катя мысленно укорила себя за неряшливость. Что угодно, только бы не думать о Драконе. Если нагрянет опека, эта пыль сыграет ему на руку.
–
Он придёт за мной?
Катя хотела ответить, но из горла вырвался беспомощный писк: вот-вот заплачет. Только не на глазах у Тани, она всегда так боится маминых слёз…
–
Да, – прошептала Катя, не отрывая взгляда от пола, – он придёт.
Тишину разорвала очередь дробных нетерпеливых звонков. Катя метнулась к старому телефонному аппарату на бамбуковой подставке. Звонить в полицию, срочно… И замерла, едва приподняв трубку. Что она скажет? Пришёл отец Тани и звонит в дверь? Кто поверит усталой истеричке с синяками под глазами и дрожащими руками, глядя на уверенного в себе мужчину в отутюженной рубашке и начищенных до блеска туфлях?
“Ты не умеешь гладить мужские рубашки. Даже удивительно, имея отца военного, позволять своему мужу ходить вот так, – он тряс свежевыглаженной рубашкой перед её носом. – Ты удивительно не устроена в быту, Катюша. Такое воспитание можно было бы дать принцессе или, на худой конец, купеческой дочке с армией слуг, но никак не женщине, предназначение которой – стать супругой и матерью…”
Трубка выпала из ослабевшей руки. Комната поплыла перед Катиными глазами, и пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. От влажной ладони на светлых обоях осталось пятно, похожее на оскаленную рожу. Нельзя терять сознание. Нельзя. Она добралась до кровати и рухнула на матрас рядом с дочерью.
–
Мама? – в Танином голосе зазвучали истерические нотки.
–
Всё хорошо, малышка, – прошептала Катя, – две минуты, я встану, и пойдём пить какао.
Две минуты превратились в полчаса, а Катя всё лежала поперёк кровати, не в силах встать. Танюша застыла столбиком, как испуганный зайчонок.
–
Чего ты боишься? – с притворной бодростью выдавила Катя. – Всё будет хорошо.
–
Папа заберёт меня?
Сделав нечеловеческое усилие, Катя села и притянула Танину голову к груди. Девочка, казалось, вот-вот зазвенит, как натянутая струна; волосы на затылке стояли дыбом. Катя машинально стала растирать ледяные ладошки.