В лучи и птичью кутерьму,
Вдруг мир по-новому увидишь,
Еще не зная, почему.
И беспричинное веселье
В тебя вселяется тогда.
Ты сам становишься весенним,
Как это небо и вода.
Хочу веселым ледоходом
Пройтись по собственной судьбе.
Или, подобно вешним водам,
Смыть всё отжившее в себе.
1964
О самом главном
Самое горькое на свете состояние —
Одиночество.
Самое длинное на Земле расстояние —
То, которое одолеть не хочется.
Самые злые на свете слова:
«Я тебя не люблю…»
Самое страшное —
Если ложь права,
А надежда равна нулю.
Самое трудное —
Ожиданье конца
Любви.
Ты ушла,
Как улыбка с лица,
И сердце
Считает
Шаги
Твои…
И все-таки я хочу
Самого страшного,
Самого неистового хочу!
Пусть мне будет беда вчерашняя
И счастье завтрашнее по плечу.
Я хочу и болей, и радостей.
Я хочу свою жизнь прожить
Не вполсердца, не труся, не крадучись.
Я взахлёб ее стану пить.
Я хочу ее полной мерой —
В руки, в сердце, в глаза и в сны…
Всю – с доверием и с изменой.
Всю – от крика до тишины.
1964
Тишина
Я стал бояться тишины.
Когда иду я улицей ночной,
Мне кажется —
Я слышу чьи-то сны…
И тишина смыкается за мной.
Всё безмятежно,
Всё в плену покоя.
Вокруг меня – ни одного лица.
Я в тишину вхожу,
Как входят в горе,
Когда ему ни края,
Ни конца.
Когда оно вот так неотвратимо,
Как эта притаившаяся тишь.
И улица —
Как старая картина,
Где ничего почти не различишь.
Но я ее намеренно бужу,
Стучусь в асфальт я злыми каблуками,
Уснувшему беспечно этажу
Кидаю в стену крик свой,
Словно камень!
Чтоб кто-нибудь бы вышел на порог
Или хотя бы выругался, что ли…
Я в той ночи, как будто в чистом поле,
Где голос мой и страх мой одинок.
1964
* * *
Иуда жив… Не под запретом.
Он тот же и уже не тот.
Христа еще раз он не предал,
Но прочих смертных предает.
И Брут живет… Он где-то рядом.
Все той же завистью ведом,
В улыбке зло искусно спрятав,
Он, может быть, идет в мой дом?
И никуда себя не денешь —
Иуда это или Брут, —
Из-за тщеславия иль денег,
Но эти двое предадут.
И все-таки я верю в чудо.
Оно не ходит стороной.
Я жду…
Но слышу смех Иуды
И Брута чувствую спиной.
1964
* * *
Последние дни февраля
Завьюжены, но искристы.
Еще не проснулась земля,
А тополю грезятся листья.
И вьюга, как белый медведь,
Поднявшись на задние лапы,
Опять начинает реветь,
Весенний почувствовав запах.
Я всё это видел не раз.
Ведь всё на Земле повторимо.
И вёсны пройдут через нас,
Как входят в нас белые зимы.