Разбудили ее голоса.
– Тпру, тпру, калеващая.
– Все с подвод!
– Туды вертай, куда прешься!
– Насонов, снимай пленников.
– Поглядывай там!
– Говырин где?
Елизавету Федоровну взяли за локоть и сдернули с подводы. Варвара, такая же беспомощная, со связанными руками и завязанными глазами, стояла рядом, стараясь коснуться княгини локтем.
– Ведите всех сюда, – крикнул кто-то из темноты.
Пленников согнали в кучу, и Елизавета Федоровна исхитрилась сдвинуть чуть-чуть повязку.
– Сергей Михайлович, что с вами? Что с рукой? – встревоженно спросила она едва слышным шепотом, разглядев замотанную белой тканью руку великого князя.
– Он не хотел ехать. Сергей считает, что нас убьют, – тихо ответил ей Иоанн Константинович. После Сергея Михайловича он был самым старшим, ему уже исполнилось тридцать два. Другие князья – совсем мальчики. Володе всего двадцать один, Игорю двадцать четыре, Константину двадцать семь.
Неужто и правда всех убьют?
Подошел кто-то из охраны, сдернул со всех повязки.
Вокруг не было видно никаких строений, только лес, высокие тонкие стволы, уходящие в темноту.
– Это же лес. Это не завод! – воскликнул кто-то из Константиновичей.
– Куда нас привезли?
– Рябов, заткни этих царских выродков! – рявкнул из темноты начальник.
– Довольно они нашей кровушки попили!
– Поддай им, ребята, как следует, чтоб не вякали. – Все это звучало дико, страшно посреди мирной тишины леса, посреди душистой ночной благодати, наполненной запахом жизни и звездным светом.
Послышался звук удара, потом еще.
– Что вы делаете?
– Остановитесь!
– Господи, что вы делаете?
Мужчины, получая удары, кто кулаком, кто прикладом, пытались прикрыть собой женщин.
Это было немыслимо, непонятно, дико и оттого еще более страшно. Люди, которых они видели при свете дня, с которыми здоровались, которые казались разумными, цивилизованными, вдруг по чьей-то злой воле превратились в кровожадных чудовищ! Словно охваченные бешенством или всеобщим помешательством, они вдруг кинулись на безоружных связанных пленников и с какой-то необъяснимой, остервенелой злобной яростью принялись избивать их, осыпая градом сильных беспорядочных ударов. Кто бил прикладом, кто кулаками, били все сразу, толкаясь, отпихивая друг друга. Били по голове, по рукам, по телу, с глухой, животной кровожадной ненавистью. Пленники только прикрывали головы, уклоняясь от ударов, и только Сергей Михайлович, несмотря на раненую руку, попытался ударить кого-то из нападавших.