Бьерн лежал рядом и, судя по всему, был без сознания. Тогда я сняла с себя накидку и накрыла мужчину, а затем вскочила на ноги и что было сил побежала к дому. Заскочив в комнату и, стащив с кровати Бьерна одеяло, бросилась снова во двор и вернулась к Бьерну. С неба начал накрапывать мелкий холодный дождь. Погода портилась буквально на глазах. Приятный ветер, дувший с моря, постепенно набирал силу, когда внезапно сверкнула молния, на миг, осветив все вокруг, и буквально через удар сердца раздался рокот грома. Я поспешно расстелила около Бьерна одеяло и с трудом перекатила его на плотную ткань, молясь всем богам, чтобы она выдержала вес воина. Порыв ветра разметал волосы, вырвав из них алую ленту, и унес ее куда -то вверх. Я вытерла мокрое от дождя лицо и, склонившись, взяла одеяло у изголовья Бьерна и потянула его по направлению к дому.
Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы оказались в доме. Тяжелее всего дались ступени, но боги подарили мне силы и упорство затащить на них огромного воина.
Дождь за окном превратился в ливень. Не обращая внимания на вспышки молний и гром, от которого, казалось, дрожали стены, я из последних сил затащила Бьерна на его кровать и разожгла огонь в очаге. Когда пламя разгорелось, и можно было хоть что-то нормально видеть, я нашла на полке свечи и зажгла две, одну поставив на столе, а другую на подоконнике у окна и, наконец, подошла к раненому.
Бьерн так и не пришел в себя. Его кожа была еле теплой. Вместе с кровью из тела уходила жизнь. Мне надо было торопиться. Склонившись над северянином, разглядела глубокую рваную рану, проходящую от левого бока до груди, из которой толчками продолжала выходить кровь. Она залила всю его грудь и уже начала стекать на кровать. Набрав в легкие больше воздуха, я протянула над раной руки и, закрыв глаза, стала читать заговор.
Это была не маленькая царапина на коленке девочки. Здесь мне пришлось отдать почти все мои силы. Я чувствовала, как из-под пальцев льется тепло, переливается прямо в тело Бьерна, и продолжала читать странные слова, которым когда-то давно обучила меня бабушка.
Признаться, я не понимала ни слова из того, что произносила. Это был очень древний язык, даже моя бабка не знала точного смысла всех слов, но даже так заговор действовал. Когда я закончила то, открыв глаза, увидела, что на месте рваной раны остался лишь грубый шрам. Облегченно вздохнув, взяла со стола отвар и поднесла к губам Бьерна, приподняв его голову.