– Стойте! Сядьте! – рявкнул он, собирая себя в жесткий комок и возвращая инициативу в свои руки. – На… диван! – поспешно добавил он, чуть запнувшись – в какой-то момент ему показалось, что Птичкина сейчас усядется к нему на колени.
Чуть надув губки, девушка грациозно опустилась рядом и положила к нему на колени свою папку.
– Вот тут синопсис моей работы, – с придыханием, наклоняясь к самому его уху, произнесла. – Сейчас найду…
Потом раскрыла папку и принялась завораживающе медленно перелистывать страницы – всё ещё у него на коленях, касаясь его всем, чем только можно и обволакивая какими-то сложными женскими запахами.
Из Багинского словно стержень выдернули. В одно мгновение он размяк под ее касаниями, растекся мыслями по дивану… а под папкой, мягко вдавливающейся ему в пах – наоборот, напрягся. Его одолевали два совершенно противоположных желания – хотелось одновременно расслабиться, блаженно откинувшись на спинку дивана, и резко, со звериным рыком наброситься на нее, заваливая на этот самый диван и задирая юбку ей на живот…
– Вот, Максим Георгиевич, читайте… Синопсис.
От звука собственного имени он резко очнулся. Надо же, как его размазало… А может, это от той рюмки коньяка? Вот уж точно от алкоголя все беды… От алкоголя и от Шапошникова, раздери его черти!
Максим Георгиевич шумно глотнул и выпрямился в кресле, благодарный папке, которая скрывала истинное положение дел.
– Да, да, конечно… – он прокашлялся и слегка расслабил галстук, одновременно расстегивая пару пуговиц на воротнике рубашки. Если так и дальше пойдет, ему придется и жилетку отправить вслед за пиджаком. – Жарко у вас все-таки… – пожаловался он, пытаясь усмирить дыхание.
– Да, – согласилась она. Чувственно вздохнула и плавным движением сбросила с плеч свой маленький пиджачок, оставаясь в полупрозрачной рубашке, мини-юбке и галстуке, спущенном почти до самого пояса.
Папка на коленях у Багинского резко подпрыгнула, и они оба уставились на нее – причем он в не меньшем удивлении, чем она. Черт побери… он давно так никого не хотел, как эту Пташкину-Птичкину. И как спрашивается, он будет в таком состоянии оценивать ее работу? Он же почти ничего не видит – очки запотели от лихорадочного дыхания, вырывающегося изо рта…
А никак он не должен оценивать ее работу – осенило вдруг его! Не для этого Шапошников послал его к ней… а для того, чтобы она пробила себе путь в его команду через постель!