Ролевуха ролевухой, но пора бы уже и роли сменить!
– Знаете, профессор… – выпалила я, вскакивая и делая особое ударение на последнем слове. – Я, конечно, всё понимаю – я тут типа плохая девочка, и всё такое прочее… Но по-моему… по-моему, это так не работает!
– А? – уже обе брови Максима Георгиевича поползли наверх. – О чем ты, Птичкина? Что «так не работает»?
– Вот это вот всё! – люто краснея, я обвела рукой всё, что находилось между нами, включая кровать. – По-моему, нужно, чтобы вы первый… ну… это самое… разделись полностью!
5. Глава 5
Уже готовый наорать на эту дуру и вылететь из комнаты, Максим Георгиевич остолбенел.
И в таком, остолбенелом виде, секунд двадцать переваривал то, что она ему сейчас сказала. Она хочет, чтобы он… ЧТО?!
Предположив, что ослышался, Багинский прокашлялся.
– Повтори, – попросил ее осиплым голосом. И прокашлялся снова, чтобы вернуть себе командный тон.
– Подавились? По спинке похлопать? – сочувственно предложила Птичкина.
– Нет! – прохрипел он, но она уже шагнула к нему – так резво, что он не успел предупредить ее о крае ковра, который она же ранее и загнула, снимая с места стул. Споткнувшись об этот край, девушка вскрикнула и остаток пути проделала, летя на него с раскрытыми объятьями и расширенными от ужаса глазами.
Словить ее до того, как она упадет, Багинский не успел, и ему оставалось только принять ее на себя, откинувшись на диван полностью и убрав в сторону голову, чтобы она не врезалась в него носом.
Растянувшись по всей длине его тела, девушка на удивление точно совпала с ним всеми своими впадинками и выемкам – особенно в том месте, где вот уже полчаса у него не проходило напряжение. Устоять перед таким попаданием не было никакой возможности, и, коротко рыкнув, Максим впился в ее сладкие, чуть припухлые губы, переворачивая их обоих и вминая девушку в спинку дивана…
И только через несколько секунд этого неожиданного, крышесносного поцелуя он понял, что она отвечает ему, отвечает так жарко и страстно, как будто реально хочет его, а не продаёт ему своё юное тело… Хватает его губами, судорожно сжимает на макушке его волосы, закидывает на него свою стройную ногу… и стонет – тихо и будто бы жалобно… будто сама не понимает, зачем делает это, но не в состоянии совладать с собой…
Эта мысль окончательно свела его с ума, давая зеленый свет на всё, что он задумал... Неизвестно, пожалел бы он ее, если бы она оставалась холодной, но раз сама хочет… все запреты можно считать снятыми!