Судя по тому, как держался Степан, красноглазым здесь позволяли
некоторые вольности. Он, видимо, был местным бригадиром, потому как
остальные порченые поглядывали на него с толикой уважения.
– А ты верно думаешь, что мы ее от нечего делать ломаем? –
повысил голос Дюжин, чтобы приструнить ворчливого работника. – Мы
Родину защищаем, Степан, сталью, кровью и жизнью. Поручик Рябский
сегодня заплатил высшую цену.
– Ох, – порченый стянул с головы замызганную шапку и прижал к
широкой груди. – Жалко-то как… хороший мужик был.
Остальные работники тоже склонили головы. Судя по выражениям их
угрюмых лиц, эмоции не были наигранными – поручика Рябского тут
действительно уважали и скорбели о его утрате.
– А паренек ваш как, живой? – с надеждой спросил Степан,
заглядывая за мою спину.
– Глеб жив. Отправился в лазарет на своих двоих, – сообщил
Дюжин. – А вот с драгунами беда. Придется вам попотеть.
– Только этим и занимаемся, – фыркнул Степан. – Починим ваши
доспехи, вот только с этим закончим.
– Корнет, – обратился я к Дюжину. – У меня нет времени
ждать.
– От этого голоса у меня мурашки, – шепнул один из порченых
другому. – Дурная броня… проклятый драгун.
– Васька! – одернул подчиненного Степан. – Ты мне тут зубами не
лязгай. Что скажут, то и будешь делать. Ясно?!
Васька закивал, но так и не отвел от моего драгуна испуганного
взгляда.
– Степан, – Дюжин указал на Чернобога. – Этот доспех нужно
починить в кратчайшие сроки.
– Угу, – склонив голову то на один бок, то на другой, бригадир
порченых оглядел Чернобога. – Ему не шибко досталось. Быстро
управимся. Но нужна бумага от начальства с дозволением, чтобы
очередь сдвинуть. Вы уж не серчайте, но мы люди подневольные. У нас
тут все строго.
– Дозволение будет, – заверил Дюжин. – Куда лучше поставить
доспех?
– Чем ближе, тем лучше, – Степан указал на место рядом с
ремонтируемым драгуном. – Как только появится бумага – сразу
возьмемся.
Я направил Чернобога вглубь зала. Порченые следили за каждым
движением воронёного доспеха затаив дыхание. Некоторые из них даже
перекрестились: несмотря на то, что церковь их не признавала, они
верили несмотря ни на что.
Чернобог замер у стены и распахнул забрало, обручи раскрылись и
выпустили меня из своих крепких объятий. Но я не спешил подниматься
с трона управителя и разглядывал свои обломанные ногти, а вместе с
ними и свежие царапины на резных подлокотниках.