Даже и флегматичный и совестливый И.С.Тургенев, представьте и подивитесь, никогда не обладавший буйным африканским темпераментом человек, не сходивший с ума от страстей и похоти, и тот имел внебрачных детей от крепостных крестьянок; даже и он – чистый слюнтяй и мямля, всю жизнь обожествлявший женщин, стеснявшийся до них дотронуться… И можно только догадываться, как расслаблялся и отдыхал с молодыми девушками-простолюдинками гипер-активный самец граф Лев Николаевич Толстой, автобиографический рассказ которого «В бане» невозможно читать без внутреннего содрогания и глубокой брезгливости и гадливости – так откровенно и натуралистично там изложено всё, похлеще любого порно-журнала.
Представляете, что на Святой Руси выделывали Романовы, последователи Петра, какие порядки и нравы вводили и культивировали на самом высоком уровне! Пока уж император Александр II, воспитанник чистого и благородного поэта Жуковского, ни прекратил это дворянское антинародное глумление и бл…дство своим Манифестом от 1861 года, антинародную грязь и дикость, грозившие взорвать страну!…
После этого торговать крестьянами перестали, да, но землю им так и не дали – у тех же помещиков её оставили, к которым надо было всё равно в рабство идти, в услужение, чтобы не умереть с голодухи! И насилия над крестьянками продолжались со стороны похотливых господ: Лев Толстой, например, устраивал свои знаменитые банные оргии уже после Манифеста об освобождении… И при каждом удобном и неудобном случае крестьян всё равно секли – морально и физически унижали и издевались то есть, душу этим из народа вытаскивали и втаптывали в грязь. Порка на конюшнях деревенского проштрафившегося мужика за малейшие прегрешения и неуплаты лишь после Февраля Семнадцатого прекратилась, когда последнего Романова прогнал наконец обозлённый народ, прежней властью униженный, измученный и выжатый до предела…
А ещё Пётр Алексеевич повелел свезти в Петербург все древние русские книги, что имелись в наличии в хранилищах, школах и монастырях страны – якобы для снятия копий и уточнений, для каталогизации. И добавил: за невыполнение приказа – батоги и смерть. И это было тогда делом обычным и повсеместным – то есть не было с его стороны пустой болтовнёй и риторикой.
И свозили возами люди священные манускрипты, складывали на площадях и дворах строящейся новой столицы, горько при этом плакали и молились, понимая, чувствуя всем нутром, что очередное поскудство задумал царь, новую подлую каверзу. Но некуда было им, сирым, беззащитным и беспризорным, в собственном воровском государстве деваться, не у кого защиты просить. Боялись все они буйного гнева Западом присланного царя, запойного, дикого и невменяемого, которого они за глаза называли