Что так оно точно когда-нибудь всё и произойдёт – у автора сомнений нет. Или очень и очень мало, если пооптимистичнее и поаккуратней. Вся наша многовековая Великорусская История, во всяком случае, свидетельствует именно о таком исходе – ужасно печальном, обидном и оскорбительном для каждого из нас, у кого ещё есть мозги и душа по-настоящему болит за Россию.
Но – куда от этого нам деваться, куда?! От Судьбы, как говорят, не спрячешься, не уйдёшь: такая уж наша доля сиротская, вероятно, и такая безрадостная планида…
* * *
А к чему это всё пишется? – быть может, спросит кто-то из вас, недоумённо пожимая плечами, – такие длинные экскурсы в Историю делаются? Зачем они тут? с какой стати? – когда изначально речь шла о древнем математике Пифагоре. Ну и давай, дескать, автор, рассказывай про него, не ленись; и не трать понапрасну своё и наше время.
Поэтому и впрямь тут самое время остановиться и объясниться перед дорогими читателями – чтобы за нос их не водить и не вводить в заблуждения. Остановиться и рассказать, как учился я когда-то давным-давно в МГУ имени М.В.Ломоносова (1975-1980 гг.) на механико-математическом ф-те и слушал там лекции весь 4-й курс про историю возникновения и развития мировой математической мысли и дисциплины. Читал нам лекции заведующий кафедрой Истории математики Константин Алексеевич Рыбников (1913-2004 гг.) – доктор физ.-мат. наук, почётный профессор МГУ и заслуженный деятель науки и техники РСФСР, автор фундаментального университетского учебника «История математики», по которому не одно поколение студентов и аспирантов мехмата знакомилось с историческим фундаментом будущей своей профессии. Человеком Константин Алексеевич, ясное дело, был знающим и неглупым, хотя и угрюмым и неласковым с виду, недружелюбным. Читал он свои лекции скучно и монотонно, без огонька и души – как будто постылую работу в аудитории выполнял, которая его не то что не трогала, не воодушевляла, а раздражала и угнетала больше.
Меня, тогда 20-летнего парня, его лекции тоже довольно быстро стали утомлять сначала, потом – напрягать, а потом и раздражать и угнетать вслед за лектором. Уже потому, хотя бы, что за первые полгода, за весь осенний семестр, я не услышал от Константина Алексеевича ни одной русской фамилии – всё сплошь “греки” т.н., начиная с Фалеса и Пифагора и заканчивая Евклидом, Архимедом и Аполлонием – знаменитых творцов т.н. “греческого чуда”. Которое повсеместно принято теперь считать “рассветом” или “истоком